Трикси, поправив сшитое Рэрити нарядное платье, поочередно обняла всех пони с ранчо, и даже тех, кто поселился тут временно. Например, стоящую рядом с Бон-Бон Лиру Хартстрнигс Стюарт и несколько бывших обитателей борделя «Полет фантазии».
— Великая и Могущественная Трикси… — начала было пони, но потом поправилась. — Я никогда не забуду вас! И не прощаюсь! Потому что… потому что наша дружба никогда не кончится!
После этого Трикси повернулась и, украдкой утерев выступившие слезы, залезла во флаер Стивена, который все это время терпеливо ждал за штурвалом, давая поняшам время проститься…
…Трикси открыла глаза.
Последнее, что она помнила, так это жуткую, сверлящую боль в голове. Вибронож подонков, что поймали ее прямо на пороге нового дома, начисто спилил рог.
Как будто мало было страданий для одинокой пони, едва нашедшей новую семью у родителей того, кого любила когда-то всем сердцем!
А ведь предупреждали мистер и миссис Смит, что не стоит гулять одной!
Представители «золотой молодежи» Белого Города нашли в движении линчевателей или, наоборот, защитников синтетов новую забаву в пресыщенной развлечениями жизни.
А купить персональный нулификатор, блокирующий связь и видеонаблюдение в небольшом радиусе, для жителя Белого Города не является проблемой: многие граждане носят такие с собой, не желая попадать в объективы камер, или держат дома как гарантию уединения хотя бы в собственной квартире.
Сверху нависал ослепительно-белый больничный потолок, угловатым многоруким чудовищем торчал слева робот-автодок.
Но главное, что на месте бывшего магического средоточия теперь ощущалась только тупая, ноющая боль. Голова же была плотно забинтована, перекрывая часть обзора для огромных понячьих глаз.
По щекам пони с новой силой покатились слезы.
«Больше не Великая, и уж точно не Могущественная», — подумала Трикси, не зная, как переживет такой позор.
Она отвернулась к окну и еле сдержалась, чтобы не закричать. Немного закрывая свет от окна, рядом с постелью сидел Алан Литл. Убийца, пусть и невольный, возлюбленного Трикси…
Вид у него был какой-то помятый: рваная одежда, синяк под глазом, нос разбит. Человек дремал. Похоже, он уже давно сидел рядом с постелью единорожки, и усталость взяла свое.
Гнев пони быстро ушел, сменившись безразличием. Пусть уже этот фанатик делает, что хочет. И чем он, в сущности, лучше тех линчевателей, что расплодились после Великой Хартии словно грибы после дождя?
Трикси устало опустила было веки, но голос человека вернул ее к реальности:
— Беатрикс, — Алан назвал ее полным именем, — ты меня слышишь?
— Слышу, — ровным голосом отозвалась та. — Давай уже, делай что задумал… Мне теперь все равно.
— Я уже сделал.
— Что сделал?
— Что хотел. Отбил тебя у банды и принес в госпиталь. Невероятно трусливые ублюдки: едва хватил дубиной по паре лощеных морд, так и разбежались… А то справились с поняшей…
Единорожка почувствовала, как в сердце поднимается новая волна отчаяния.
— Не надо было, — сказала она.
— Почему?
— Я бы встретилась с Питером, — тихо проговорила Трикси и снова беззвучно расплакалась, — а тут кому я нужна?.. Я теперь даже не единорожка…
В глазах Алана мелькнула боль и в то же время, кажется, надежда?
— Ты остаешься единорожкой, Трикси, — сказал он. — Это хороший госпиталь. Твой рог при тебе, просто он еще не зажил. Только не пытайся сейчас колдовать. Это пока опасно. И не трогай.
Глаза синей пони удивленно распахнулась. Надежда расправила крылья, но все еще не верилось:
— Ты это сделал? Почему?
Алан Литл ответил не сразу:
— Может быть, я все еще не теряю надежды получить прощение.
Трикси устало прикрыла глаза. Положа копыто на сердце, она не могла сердиться на Алана уже давно. Просто, спрятавшись на ранчо, не могла ему об этом сказать. А потом, найдя новую семью в лице родителей Питера, даже не думала об этом.
Алан же, оказывается, все это время помнил о словах синей единорожки, сказанных при мимолетной встрече.
Трикси не знала, что ответить. Алан, в сущности, спас жизнь синей единорожки: известно было, что линчеватели не щадили никого. И, как правило, попавший к ним в руки синтет был обречен: полиция в пресечении подобной деятельности зачастую проявляла просто потрясающую небрежность.
— Я давно простила тебя, Алан, — сказала Трикси вслух. — Даже когда говорила об обратном…
— Я сам себя еще не простил, — тихо сказал клубный блюститель нравственности.