Дальше были сыграны обычные вариации на любимую тему папаши: мои планы.
– Скажи, Оливер, с тобой связывались с юридического факультета?
– Вообще, я еще не решил насчет юридического.
– Я просто спрашиваю, решил ли юридический насчет тебя.
Очередная его острота? Улыбаться мне в ответ на этот веселый софизм?
– Нет, сэр. Со мной не связывались.
– Я могу позвонить Прайсу Циммерману.
– Нет! – мгновенно вырвалось у меня. – Пожалуйста, не надо.
– Речь не о протекции, – сообщил О. В. III с постным видом. – Просто осведомиться.
– Отец, я хочу получить письмо вместе со всеми остальными. Прошу.
– Хорошо. Конечно. Да.
– Спасибо, сэр.
– Да и вряд ли можно сомневаться, что тебя зачислят, – добавил он.
Не знаю как, но О. В. III умудрялся опустить меня даже с помощью самых похвальных фраз.
– Это не наверняка, – ответил я. – У них же нет хоккейной команды.
– У тебя есть другие качества, – сказал Оливер Баррет III, но перечислять не стал. (Да и вряд ли смог бы.)
Еда была такая же паршивая, как беседа; разница только та, что черствость булочек я мог предсказать еще до того, как их принесли, а на какую тему мирно сядет отец, заранее никогда не угадаешь.
– И всегда есть Корпус мира[13], – заметил он ни с того ни с сего.
– Сэр? – я не понял, то ли это было утверждение, то ли вопрос.
– Я думаю, Корпус мира – отличная штука, а? – сказал он.
– Ну, определенно лучше, чем Корпус войны.
Мы были квиты. Я не понял, к чему он это, а он не понял, к чему это я. Или он предложил тему? Чтобы мы обсудили текущие события или правительственные программы? Нет. Я на секунду забыл, что животрепещущая тема у нас – мои планы.
– Я бы совершенно не возражал, если бы ты поступил в Корпус мира.
– Взаимно, сэр, – ответил я, не желая уступать ему в душевной широте. Будучи уверен, что Каменноликий никогда меня не слышит, я и не удивился, что он не среагировал на мою немудрящую остроту.
– А среди твоих товарищей, – продолжал он, – какое к этому отношение?
– Сэр?
– Считают ли они, что Корпус мира как-то соотносится с их жизнью?
Думаю, отец нуждается в этой фразе, как рыба – в воде:
– Да, сэр.
Даже яблочный пирог был черствый.
Около половины двенадцатого я проводил его до машины.
– Сын, могу чем-нибудь помочь?
– Нет, сэр. Спокойной ночи, сэр.
И он уехал.
Да, между Бостоном и Итакой, Нью-Йорк, есть самолетное сообщение, но Оливер Баррет III предпочитает на машине.
Эти часы за рулем нельзя воспринимать как некий родительский жест. Просто отец любит водить машину. Быстро. А в эти поздние часы на «Астон-Мартине DBS» можно ехать чертовски быстро. Не сомневаюсь, что Оливер Баррет III намеревался побить свой рекорд скорости на перегоне Итака—Бостон, установленный в прошлом году, когда мы выиграли у Корнелла и завоевали титул. Точно знаю – потому что видел, как он взглянул на часы.
Я вернулся в мотель, чтобы позвонить Дженни.
Это были единственные приятные минуты за весь вечер. Я рассказал ей все о драке (умолчав только о самом casus belli[14], и, кажется, ей было интересно. Не многие из ее утонченных музыкальных коллег склонны обмениваться тумаками.
– Но ты хотя бы выключил того, который тебя ударил?
– Да. Кардинально. Я его размазал.
– Жалко, я не видела. Может, в матче с Йелем кого-нибудь поколотишь, а?
– Ага.
Я улыбнулся. Как же она любила простые радости в жизни.
4
– Дженни внизу на телефоне.
Это сообщила мне девушка за коммутатором, хотя я не назвался и не объяснил, зачем явился в Бриггс-Холл вечером понедельника. Очко в мою пользу, подумал я. Ясно, что девушка читает «Кримсон» и знает, кто я. Хотя такое бывало часто. Важнее другое: тут слышали от Дженни, что она встречается со мной.
– Спасибо, – сказал я. – Подожду здесь.
– Жаль, что так получилось с Корнеллом. В газете сказано, что в вас четверо врезались.
– Да. И вдобавок заработал удаление. Пять минут.
– Ну-у…
Разница между приятелем и болельщиком в том, что с болельщиком быстро исчерпываются темы для разговора.
– Дженни еще на телефоне?
Она посмотрела на коммутатор:
– Да.
С кем таким могла разговаривать Дженни, что отнимает время от условленного свидания со мной? Какой-то музыкальный пахарь? Мне было известно, что Мартин Дэвидсон, четверокурсник из Адамс-Хауса и дирижер оркестра Баховского общества, считает, что у него есть особые права на внимание Дженни. Не на тело: сомневаюсь, что махать он мог чем-то бо́льшим, чем дирижерская палочка. Короче, я не позволю посягать на мое время.