От огорчения Миле захотелось есть. Картошка с малосольными огурчиками слегка подняла ей настроение, а тунец вприкуску с репчатым луком и черемшой довершили начатое. Люся была прощена.
– Ну и где твоя шоколадка? – улыбнулась Мила. – Или уже съела?
– Да вон она, на траве лежит, с утра тебя ждёт!
– Да ты что?! – обрушилась Мила на подругу. – С утра на солнце? Да она растаяла вся!
– Ну, не вся… И не с утра, мы сюда в одиннадцать пришли, а солнце только в двенадцать, – отбивалась Люся, но Мила оказалась права.
Под фольгой обнаружилось коричневое озерцо с утонувшими в нём островками орехов. Орехов было много. При виде любимого шоколада, который уже не был шоколадом, превратившись в вязкую размазню, Мила накинулась на Люсю с упрёками, как на пансионатскую буфетчицу.
– Вот ты всегда такая. Всё у тебя не так, как надо. Купаться едут, когда вода тёплая, а она ледяная! А шоколад держат в сумке, а не на солнышко выкладывают. Как мы его есть будем?
Люся слушала Милу и кивала головой. Всё у неё не как у людей, Мила права. Рассказать бы ей, как неделю назад она была здесь с Ритой, и Риту увёз кататься на яхте настоящий яхтсмен, а она, Люся, полтора часа крутила неподатливые педали водного велосипеда. А потом спросила Риту, не надоело ли ей так долго кататься, и Рита её высмеяла. Мила тоже будет смеяться: подруга каталась на яхте, а Люся караулила велосипед. За тем её и взяли. Нет, решено, Миле она ничего не расскажет. И стихи не прочитает, которые сочинила, валяясь на диване и изнывая от сжигающей душу тоски. Может, это была тоска по любимому? Но у неё же нет любимого… А стихи, которые получились почему-то о Волге, которая в древние времена называлась Ра… Стихи Люция так и назвала: «С сотворения времён».
Не сегодня, не вчера кем придумана игра,что носила имя Ра?
В дали дальние течёт эта древняя река, потеряла счёт векам…
Волжских плёсов тихий сон, колокольный светлый звон – от создания времён…
Станет зеркалом вода – выйду на берег гадать, буду суженого звать.
С сотворения времён людям снится этот сон, что любовью мы зовём.
Ты на миг, река, замри, ты мне милого дружка из тумана сотвори!
То ли темень, то ли свет, то ли любит, то ли нет, знает лишь река ответ…
Чья-то жизнь водоворот, чья – кувшинок жёлтый мёд, чья закат, а чья восход…
От создания времён до скончания веков Волга к Каспию бежит,
По весне ломая лёд, выходя из берегов, путь прокладывает жизнь.
* * *
Миле надоело упрекать Люсю, которая не возражала и кивала головой. А когда тебе не возражают, спорить становится неинтересно. Мила замолчала. Люся взяла тонкую веточку, ободрала с неё коричневую шкурку и положила на растаявшую плитку, разделив шоколадное озерцо пополам.
– Это твоя половина, а это моя.
– Но он же жидкий, чем же его есть? Ложек у нас нет, пальцем что ли?
– Ага! – подтвердила Люся, и обмакнув палец в шоколад, сунула его в рот. – Ммм, вкусно как!
Мила сделала то же самое – сунула палец в шоколад, облизала и сказала удивлённо:
– А знаешь, вкусно. Я никогда не ела жидкий шоколад. То есть, не пила. В кино только видела! – Мила извлекла из шоколадной гущи орешек и захрустела им. – Жидкий шоколад, горячий, на солнышке нагрелся. Экзотика!
– Ну! А кто придумал? – вскинула голову Люся.
– Всё-всё-всё! Все слова беру обратно! Ты просто умница.
Мир был восстановлен. Подруги увлечённо макали пальцы в шоколад, каждая в свою половинку. Веточка лежала посередине.
– Граница на замке, – пошутила Люся, когда с обеих сторон засверкала чистая фольга.
– А давай всем врать, что мы в пансионате пили горячий шоколад, и шампанское пили, столики стояли прямо на берегу. А потом на яхте катались! А что? Кто проверять будет? – загорелась Мила, и Люся, не любившая лжи, вздохнула. Может, Мила права, и надо врать? Тогда хоть смеяться никто не будет.
– Не поверят, – сказала она.
– Почему это? – обиделась Мила.
– Да хотя бы потому, что в Пирогово не ездил только ленивый. Все знают, что никаких столиков на берегу нет, есть только в буфете. И цены буфетные всем известны. И шампанское с утра не пьют, тем более на пляже. И никто нам с тобой не поверит, смеяться будут.