***
Почувствовала на своих щеках соленые слезы и вернулась в реальность. На кухне все осталось так же: темно-зеленая краска покрывала половину белых неровных стен, старые шкафы выстроились в ряд, пряча в себе различные конфеты и печенья, чаи и хлеб, возле дальнего окна кряхтел сорокалетний холодильник, а у ближнего стоял стол, накрытый цветочной скатертью. Бабушка сидела прямо, будто палку проглотила, с выражением глубочайшей обиды на лице, Миша ушел (было слышно, как он шутливо ругал сына), мама погрузилась в прошлое, как и папа. Отец смотрел на улицу, будто видел хоть что-то через сплошные заросли яблонь и желтых роз, и выстукивал на подоконнике — «Все будет хорошо. Все будет хорошо».
Мысль. Я почувствовала её шевеление. Она крутилась у меня в голове, заставляя трепетать в предвкушении догадки. Она была близко. Спасительная мысль была близко. Чем активнее я начну её «ловить», тем дольше не поймаю. Поднялась и вышла на улицу за Темой по его следам: сбитым половикам. Сланцы стоят у крыльца, но он точно не в доме.
Я вышла в огород. Зеленые кусты, в листьях которых пробивались розовые малинки, заполонили часть у забора, не давая видеть, что происходит за оградой. Слева покачивались от едва ощутимого ветра веревочные качели, а возле них, по бокам тропинки, ведущей в глубь огорода, пестрели цветы. Красные, розовые, голубые, белые… их ароматы сливались в воздухе, создавая какие-то запредельные запахи. Лори так ухаживала за каждым цветочком, что неудивительно, что они так цветут и благоухают. Из малины и вишни, окруженной этой ароматной радугой, послышался рык, глухой и полный боли.
Я обошла цветы и пробралась к Теме через колючие ветки. Он сидел на земле с закрытыми глазами, подобрав под себя босые поцарапанные ноги.
— Мама. Мама! — шептал он. — Почему он нас оставил?
По щекам брата катились слезы. Он скучал, скучал по дядь-Жене. И если бы тетя Аня была здесь, он бы забрался к ней под бок, наплевав на всю свою гордость и ответственность, прижался бы к матери всем телом и позволил бы ей оберегать себя. Он считал своей обязанностью охранять её и быть опорой, но ни в коем случае не опираться на неё самому. Я присела к Теме и поглядела на до каждой черточки знакомое лицо. Оно было напряжено, на щеках мокрые дорожки, а слипшиеся от слез ресницы дрожат.
— Сестра за брата, — прошептала я и моя кисть сама застучала по ближнему тонкому стволу вишневого куста.
Тема открыл глаза. Он протянул руку и пару раз стукнул по лежащей рядом доске, приготовленной для ремонта крыши.
— Брат за сестру.