***
Глаза Артёма закрылись. Он мерно покачивался, скрестив по-турецки ноги.
Я встала и удалилась. Сердце бешено билось, воздуха будто не хватало. И снова мысль, которая казалась спасительной и важной, закрутилась в моём сознании, не давая себя поймать. Я была уже возле крыльца, намереваясь снова попасть в дом, как услышала надрывный, полный страданий возглас: «Анфиса!» О, этот голос! Я его уже слышала. И все же, зная, что никого не увижу за своей спиной, обернулась. Пустота.
Что это был за голос? Честно говоря, сама не знаю. Я его слышала уже много раз, где-то лет с пяти-шести, и это было единственным чётким воспоминанием раннего детства. Я слышала его в моменты, когда мне было плохо, я слышала его во снах, рассказывающим мне что-то. Этот голос был родным, но забытым. Казалось, я была с ним «знакома» ещё с тех несмышленых детских лет. Но как только я оборачивалась, отвлекалась, отзывалась на этот зов — не находила источника звука. После решила, что звучит он у меня в голове и я просто придумала его в одной из своих детских игр.
На крыльце никого не было, и дверь открывать мне никто не собирался. Поэтому я вновь позвала Сеню. В ответ мне раздалось скучающее «Мяу», и в кустах заметила кота, раздражённо поглядывающего на меня. Я было кинулась к нему, но он издал протяжный, не настроенный на беседу звук. Позвала ещё раз, и он посмотрел на меня, как на умалишённую. Обидевшись, отвернулась и расположилась на крыльце, а кот прошествовал к окну на кухню и потыкался носом в стекло. Вскоре дверь в дом отворилась, и Сеня наполовину вошёл на веранду. Не обращая внимания на нетерпеливый взгляд Кристины и оклики, кот смотрел на меня, как бы спрашивая, чего это я расселась. Я подскочила и вошла на веранду, затем, проскользнув в приоткрытую дверь, оказалась в доме. Позади услышала, как Кристина раздраженно сказала Сене гулять и вернулась в дом без кота.
На кухне сидел Костя рядом со своим папой, который следил за тем, чтобы сын съел всё, но племянник упрямо не хотел есть несчастную рисовую кашу и размазывал её по столу, иногда попадая и по Мише. К их застолью присоединилась Кристина и начала вытирать стол и сына с мужем. Я развернулась, улыбаясь этой картине, и пошла на поиски остальных. В зале, где обычно ночевали родители, на диване сидели папа с бабушкой. Папа что-то тихо шептал бабушке, а она держала каменное выражение лица и не отвечала.
— Мам, но ты правда к нему несправедлива, — расслышала я. — Конечно, он в обиде на тебя за Аню. Не дави на него. И прости. Ему хоть и почти восемнадцать, он все равно еще ребенок.