***
Солнце слепит. Уже день. Папа ведет меня домой держа под локоть. Он молчит. Его взгляд все сказал и так: «Не ожидал от тебя. Это уже слишком! Наказана!» С понуро опущенной головой я шла за ним. Всю дорогу до дома, на расстоянии метров в семь, за нами следовала Изольда. По прибытии бабушка отобрала меня у «сурового отца» и увела в спальню. Настроение было в минусе, и я шумно упала на кровать.
— Попалась? — я кивнула. — А куда Олька делась-то? — спросила Лори.
— Я не сказала про нее с Изой, — пробубнила в подушку.
— Изольда с вами ходила? Могла и сдать ее, та еще овечка, — заметила Лори и захохотала, когда я подняла на нее удивленный взгляд. — Да нет, правильно поступила, молодец, — она погладила меня по голове и вышла.
К вечеру я отоспалась на мягкой постели (прямому прототипу узкой деревянной лавки в участке) и выбралась на свежий воздух. Пройдя вниз по улице, увидела на зеленой ободравшейся доске, лежащей на пеньках, Изольду. Она посмотрела на меня и сказала:
— Можно с тобой поговорить?
Мы медленно, с тяжелым молчанием за спиной, ушли в конец деревни к полям, где нас никто не мог услышать. Иза мялась, тянула рукава своей желтой кофты, кашляла. Когда мне в кроссовок попал камешек, и я присела, чтобы достать его, Изольда повернулась ко мне и быстро спросила:
— Почему ты не сдала меня?
— А должна была? — задала я ответный вопрос.
— Ну, я думала, ты меня ненавидишь с того раза, когда я сбежала. Мне казалось, что ты не умеешь прощать.
— Прощать — не всё, а переступить через свою гордость и ненависть могу.