Выбрать главу
нормальная бабушка. Раньше, когда она была молодая, как и я, таких «ведьм» было пруд-пруди. Если какая-то бабулька без странностей — она странная.

      — Но почему ты так с ней связан? Если умрет она, то и ты, да? — он промолчал, посмотрел на меня, отвернулся и ушел.

      В его глазах была такая боль, и я поняла, что угадала. Умрет Лори, умрет Сеня. Он ее кот и только ее. А Лори — она…

      — Знаешь, она не ведьма и не колдунья, — вдруг развернулся кот. — Просто она очень тесно связана с природой и понимает ее прекрасно. Раньше это было обычным делом, а сейчас сразу — ведьма! Колдовство! — он будто сплюнул и удалился окончательно (мне даже показалось, что его черная мохнатая тушка растворилась в воздухе, но это уже самовнушение).

      И Сеня был прав. Раньше каждый был рядом с природой, каждый был связан с ней. Чем старее обряды, традиции, тем больше там участия каких-то трав, земли, воды. И раньше это было нормально, жить в единстве с окружающим миром, а сейчас люди отдалились от своего начала настолько, насколько можно (но это только кажется, со временем отдалятся еще дальше).

      Когда мы прибыли в городок, где я проживала свои последние дни, я уже передумала сразу идти к Сэму. Меня начинала бить дрожь при одной только мысли, что увижу его снова, я ужасно волновалась, будто он сможет со мной поговорить (говорить собиралась я одна). «Он тебя не видит, тебя никто не видит (да и не слышит тоже), успокойся!» Медленно-медленно-медленными шагами я приближалась к дому Сэма. То, что он уже будет у себя в такое раннее время казалось мне очень сомнительным. Я снова подошла к гаражам — месту нашей первой встречи — и долго стояла против красной надписи «Fis», сделанной чуть больше года назад. После посмотрела на темное окно на четвертом этаже, откуда, как я узнала позже, Денис первый раз ко мне спустился (поэтому я и не сразу поняла из какого места он взялся). Зацепившись руками за подоконник подтянулась и ввалилась в приоткрытое окно. Комната была пуста и похожа на монашескую келью. Возле дальнего угла стояла идеально заправленная кровать (ни складочки), рядом на тумбочке расположились электронные часы, показывающие 21:38, напротив шкаф с выставленными по сериям и размеру книгами, на столе, под еще несколькими книжными полками, все тетради и учебники лежат идеальной стопкой. Настоящий рай перфекциониста.


      Я присела посреди комнаты на пушистый ковер и постаралась понять такое стремление Сэма к чистоте (даже мне, существу не терпевшему беспорядка, было неуютно здесь). Мне хотелось узнать его лучше, что я надеялась сделать, тщательно изучив его место обитания. Вспоминала моменты, проведенные рядом, выражения его лица: глаза, улыбку, мимику, — волосы, которые в отличие от порядка в комнате всегда находились в состоянии хаоса. Вспоминала прикосновения, мозолистые ладони и длинные изящные пальцы, в пору пианисту или какому другому музыканту. Вспоминала все, что я знала о нем: старше на два года, мечтает объехать весь земной шар за восемьдесят дней (как в его любимом приключенческом романе), любит свой родной городок, рисовать граффити (и попадать в полицию) и гулять по ночам. Именно из-за последней его страсти увидела я блондинистую макушку в оконном проеме лишь когда прошло более трех часов. Сэм закинул на пол сумку, забрался сам, провел рукой по и так встрепанным волосам и упал на кровать. Пролежав так какое-то время, он скинул толстовку, расправил постель и ушел мыться. Возвратившись, убрал сумку в шкаф с одеждой, а сам сел за стол и, написав что-то в ежедневнике в черной кожаной обложке, поднял глаза на одну из книжных полок. Только сейчас я заметила фотографию, стоявшую там (Шерлок Холмс из меня никакой, если за три часа изучения комнаты я пропустила рамку, расположенную на самом видном месте). Подойдя и смотря из-за спины Сэма, увидела себя. Это фото он, видимо, сделал пока я завороженно глядела на послание Кристине, нарисованное Денисом в новой для меня технике, на одном из трамвайных вагонов, после чего мы попали в полицейский участок. Парень обернулся, посмотрел себе за спину и, встав, прошел к кровати и упал животом вверх. Время. Я сглотнула и начала:

      — Я умерла, да? Да, — ответила сама себе. Я не знала, как приступить к этому монологу, и убеждение себя в своей же смерти, в которую я, как оказалось, до сих пор не могла поверить, было самым разумным стартом. — Умерла, а ты живешь. Я не должна была психовать тогда, но… Тяжело. Это тяжело — видеть тебя с кем-то и понимать, что меня в твоей жизни уже давно нет. Ты меня даже услышать не можешь.! Но мне надо извиниться. Надо. Может это меня и держит здесь? Я не могу отпустить свою жизнь. Не могу?