Глава 3
Комната была затянута дымом. Окна распахнуты, на подоконниках небольшие сугробы снега, а пол залит вином и виски, коньяком и другим алкоголем. Женщина лет сорока пяти, с полноватым лицом и собранными на затылке кудрявыми волосиками, редкими от рывков её супруга, сидела на полу среди этого хаоса. На лице её красовался четкий след от ладони, а под глазом свежий фингал. Но она не плакала, нет. И не от того, что ей не было больно, — было, но не от ударов, а от осознания собственной ошибки, — просто слез уже не осталось.
Её муж поднялся, хватаясь за все подряд. Ноги его тряслись, руки тоже, лицо распухло от постоянной пьянки. Он развернулся к шкафу, взгромоздился на стул подле него, пошарил рукой по пыльной поверхности, что-то схватил и сверзился оттуда. В его костлявых пальцах был заключен пистолет. Он подполз к своей жене и сунул оружие ей в руки.
— Застрелись, мразь! Давай! Ты мне всю ж-ж-жизнь испоганила! — прохрипел он и попытался сам направить дуло в нужную сторону. — Сейчас… Сейчас, — мужчина вдруг обвис и глаза его закрылись.
— Вот и спи, пьянь! — Дарья брезгливо оттолкнула от себя уже храпящее тело и поднялась.
Мысленно она только спрашивала, за что ей это. Неужели она заслужила такое? Детей нет, денег теперь тоже нет, скоро и дома не будет — этот алкаш все продаст.
— Ну все, — спокойно прошептала она и все же направила на себя дуло пистолета. — Я не хочу больше это терпеть! — голос сорвался, глаза наполнились злобными слезами и она была уже готова нажать на курок, но перед взором возникло лицо, обрамленное рыжими волосами.
Женщина вздохнула, вот кто ей действительно был дорог. Она любила ее, как собственную дочь, которой у неё никогда не было. Эта девчушка единственная знала, что происходит у Даши по вечерам.
— Анфиска, прости, но я больше не могу. Ты сама говорила, что я его не достойна, да только куда мне идти? Я все тешу себя надеждой, что он станет прежним и, даже если бы ушла, потом бы вернулась. Люблю я его… прежнего и жду прежнего. Дура я! — Даша сняла пистолет с предохранителя и нажала на спусковой крючок.
Перед глазами пронеслась вся жизнь: как она малышкой ерзала на стуле перед зеркалом, а мать пыталась расчесать пышные густые кудри; как с соседскими ребятишками они бегали по всей округе переодетые в пиратов и, подскакивая к каждому, злобно скалили зубы и кричали: «Кошелек или жизнь?»; первый поцелуй, затерявшийся в полевых просторах родной деревни; роковое столкновение в «универе» с высоким стройным красавцем; свадьба; четыре счастливых года совместной жизни; встреча с девчонкой, неспешно шагающей по аллее и не замечающей никого вокруг; а потом пьянка, удары, уборка, муж на коленях, пьянка, травмы, уборка, муж на коленях, пьянка и… конец.
***
Завернутая в черный кардиган поверх такого же черного и теплого платья, я вошла в зал. За выставленными в ряд столами сидели незнакомые мне люди в облачении темных оттенков. Основная часть похорон уже прошла, и сейчас все собрались здесь, повспоминать Дашу и сказать что-нибудь невидимой ей напоследок. В центре зала стоял он. Тварь, какой свет не видывал! Даша не могла мне врать, да и по нему было видно — двуличный. Такие в обществе кажутся честными и приличными людьми, но дома у них начинается полная вакханалия. Он стоял со скорбным лицом, глаза устремлены вниз, видимо, от стыда. Я прошла мимо него и села в конец «столовой» цепочки. Прошло еще минут пятнадцать, когда официантки начали разносить еду: мясо на любой вкус, салаты, деликатесы, дорогущие, судя по маркам, вина, не менее презентабельное шампанское… «Последняя Дашина заначка!», мелькнула в моей голове мысль и я кинула ненавидящий взгляд в сторону Олега — самого настоящего виновника «торжества». Но ему, похоже, было все равно. Он, с полным тоски лицом, стоял все там же и принимал соболезнования от присутствующих.
Наконец все расселись и начали разбирать по тарелкам еду, я же к ней не притронулась. Через какое-то время, взяв наполненный вином бокал, из-за стола вышла высокая стройная женщина.
— Дарья… Она была таким веселым и светлым человеком. Про таких людей говорят — с огнем в глазах. И это было так! — она всхлипнула и подняла бокал над головой. — Так пусть же спится ей сладко! Мы не знаем, и никогда не узнаем, почему она решила оборвать свою такую, казалось бы, — это «казалось бы» въелось мне в мозг и хотелось крикнуть, что действительно только казалось, — счастливую жизнь. До дна! Я всегда буду любить тебя, дорогая, — по щеке женщины скатилась слеза. Всего лишь одна. От её речи немного разило пафосом, но, видимо, она действительно её любила, просто положение в обществе не позволяло показывать себя другой. Такая болезнь, как боязнь показаться собой, заразила уже полмира, если не больше, так что я её не винила. В этом нет смысла. Да и прав у меня на это тоже нет.
Все выпили. Сидя в своем углу и отпивая мелкими глотками шампанское, с еле проступающей сладостью, я вспоминала ту ночь.