Захлёбываясь от плача, дворянка ответила:
– Нет… у меня не было выбора… – девушка ненасытно вдыхала ртом воздух.
Катерина тихо всхлипывала, прячась от пристального взгляда Тамары. Наконец она повернулась и жалобно посмотрела на работницу.
– Его совсем нельзя убедить жениться?
– Для чего? – недоумевая, Тамара вскинула брови.
– Это же не по-людски… безбожно!
– Мы давно потеряли веру в Бога, – женщина спокойно пожала плечами. – Если бы существовал Бог, допустил ли бы он безнаказанность таких, как твой папаша? Что смотришь так? Правда колет? Не он ли ухо старосте вашему оторвал? Слышала, все слышали. Если бы был Бог, то он бы оберегал своих детей от голодной смерти в заплесневелых подвалах, в которых те вынуждены ютиться каждую ночь. «Бог справедлив, он всё видит» – чушь. Ничегошеньки он не видит! Если бы Бог всё видел, обрёк бы он мою семью на скитания по помойкам в поисках еды?! – Тамара враждебно озиралась на Катерину. – Пока вы грелись в тёплых постелях, на нас ваш Бог насылал удары плетьми с солью и несъедобную пищу без неё. Только на моей памяти сколько простых работяг полегло от бар. Были убиты за жалобы на нечеловеческие муки!
На кровати, словно опьянённая от злости, Тамара приподнялась на колени и упёрлась вплотную к Катерине.
– Так есть ли Бог, Катя?! И так ли это безбожно?
– Бог милосерден! Он всех накажет! – девушка тряслась.
– А чего ж он Борю не наказал? – хмыкнула работница. Катерина тяжело задышала.
– Бог справедлив!
– Ну да. Брат умрёт лет через двадцать, скажем, от холеры, а ты будешь думать, что это его Бог покарал.
– Не может не покарать! Он безнравственный человек! Убийца, насильник! – вскрикивала Катерина.
– А ещё что с твоими родителями сделал! – Тамара словно упивалась повисшим отвращением Катерины. Она не питала к ней личной ненависти, но питала её ко всем из высшего сословия. – Брата, барышня, не трожь! Он, может, поболе меня видел, – женщина, восстановив в памяти день переезда из деревни, когда её впервые пронзила ясность убогости монархии, намеревалась излить всю накопленную к дворянам желчь: за мать, за отца, за приятелей. Вспомнив, однако, что Катерина ей нужна живая и в здравом уме, Тамара продолжила мягче: – Зачем тебе такой муж?
– Ты должна меня понимать, ты тоже женщина…
– Незамужняя, как видишь. И никогда не была. И вряд ли буду.
– Такого не может быть…
«Даже не вдова! Такая развязная и не бывшая замужем! Эти безобразные рабочие ещё омерзительнее, чем папенька рассказывал!»
– Этим вы от нас и отличаетесь. Строите из себя невинных, следуете непонятным правилам… а зачем? Живём-то один раз, – женщина усмехнулась и размяла затёкшие пальцы.
– Это грязно!..
– Опять! Если бы я вышла замуж, то у меня не осталось бы времени на действительно важные вещи. Я, Катя, мечтаю о революции, об освобождении угнетённых… (дядька мой, ну, брат мачехи, тоже мечтал, да повесили, подонки!). Я не хочу засесть с маленьким кричащим ребёнком в душной квартире, пока мой муж гуляет по кабакам да бабам.
– А Олег Владимирович?.. – робко промолвила Катерина, получив в ответ неодобрительный взгляд пролетарки.
– А ты, милочка, Щербакова не впутывай! – щёки залились пунцовой краской. Тамара подскочила.
– Прости! Извини, пожалуйста! – взмолилась Катерина в страхе, что её больно накажут за лишние слова.
– Впредь не забывайся! – прочеканила женщина.
Они замолчали.
– У меня есть всего один небольшой вопрос… – девушка замялась, – Что вы взяли из моего дома?
– Ничего, – Тамара пожала плечами.
– В каком смысле? – дворянка растерянно похлопала ресницами.
– Лично я всё оставила крестьянам. Для себя вдоволь наворовали.
– То есть вы сломали мне жизнь и лишили будущего просто так?! – и снова слёзы подступили к горлу.
– Это чревато очередной истерикой, – сурово подвела итог Тамара. – Я устала слушать.
Тамара наклонилась за окровавленным ножом. Забрав из комнаты и остальное оружие, она покинула скулящую от жалости к себе девушку. Дабы предотвратить ещё одну непредвиденную ситуацию, Тамара заперла дверь в свою спальную, отобрав у Катерины ключ.
– Собери бельё. Завтра постираешь.
VI
Тамара была недовольна. Более того, она была раздражена и рассержена на Бориса, чей поступок не укладывался в её голове. Безусловно, она ожидала от него подобного, но очень надеялась, что ему хватит благоразумия не делать того, что может иметь фатальные последствия для общего дела. Тамара не сомневалась, что Катерина, в принципе, больше ни на что станет негодна, как только замысел проверить Дмитрия претворится в жизнь. В девушке она видела изнеженную барышню. Поэтому она обходилась с ней достаточно строго. Поэтому и позволяла себе обращаться с ней так, как не обращалась бы с другими молодыми девушками, потенциальными революционерками, с которыми запрещала «бороться» подпольщикам. Отчасти ей было жаль не только разрушения её замысла, но и саму Катерину. Но лишь отчасти. Пока жалость не вставала выше амбиций, но уже давала о себе знать.