Уже наступила глубокая ночь, и Катерина, проплакавшая всю дорогу, заснула мёртвым сном. Тамара и её брат сидели на убранной кухне, обсуждая итоги собрания и дня.
– Зря ты так с матерью. Трудно было просто воткнуть нож и уйти? Сколько времени из-за тебя угрохали!
Борис, откинувшись на спинку стула, от скуки поглядывал то в потолок, то на стену.
– Не провоцируй её больше, – с упрёком приказала Тамара и покачала головой. – Дурные сны сегодня будет видеть.
В его голове будто что-то щёлкнуло после этой фразы, и он, без эмоций, повернул голову к сестре.
– Мне, конечно, очень интересно слушать твой бубнёж, – мужчина приподнялся, – но у меня, кажется, появились неотложные дела.
– Ты скоро.
– Не уверен.
– Это был не вопрос, – женщина ухмыльнулась.
***
Борис уверенным шагом направился к комнате Тамары. Подойдя к двери, он дёрнул за ручку. Раз. Второй. Дверь не поддалась. Чертыхнувшись, мужчина вернулся на кухню. Тамара стояла у тумбочек, опираясь о них руками.
– Закончил дела? – после смешка раздался звонкий хруст затёкшей женской шеи.
Борис, отчего-то улыбаясь почти как сытый кот, подошёл к сестре и буквально навис над ней, положив свои руки за её выгнутую спину. Заглядывая в её довольное лицо, он полузашептал:
– Как догадалась?
– И сдалась же она тебе? – Тамара игриво хмыкнула. – Ты же ей в отцы годишься.
– Так и в отцы?
Их лица находились друг к другу близко настолько, что за любым резким и не очень движением неминуемо последовало бы соприкосновение распалённой кожи, но Тамара намеренно избегала этого движения, кокетливо покачивая головой.
– В два раза старее.
– Всё в старики меня записываешь?
Взгляды были прикованы друг к другу. Мельком Борис опустил глаза на полураскрытые сухие губы и снова поднял их на плутовато блестящие зрачки.
– А кто же ты? Молодишься, как старик: ни с того ни с сего бороду сбрил, волосы зализал… – расслабленно Тамара прошлась кистью по подбородку брата. – Небось под Горького подделываешься?
– Может и подделываюсь, – он ловко перехватил скользящую ладошку. – Тебе же он нравится?
– Может и нравится.
Тамара озорно отвернула голову так, что лёгкий поцелуй пришёлся не в губы, а в нижнюю часть скулы.
– Я спрашивал, как ты догадалась, что я пойду к ней, – второе влажное касание было к шее.
Женщина, лукаво улыбаясь, выскользнула из полуобъятий Бориса и заняла прежнее место за столом. Борис поступил так же.
– Что же, не знаю я тебя? Планы он большие построил, – работница передразнила заявление брата на улице.
– Тебе настолько жаль её? Дочь угнетателей?
– Во-первых, я уже говорила, что мы не с молодыми девками боремся, – взрослых же, закоренелых помещиц, она считала ненужными для революции существами. Из них, по её мнению, ничего полезного выжать было нельзя. – Во-вторых, у меня тоже на неё планы.
– Какие же?
– О, однозначно великодушней твоих.
IV
– Сохранила я ей жизнь в первую очередь из-за нецелесообразности её смерти. Позже мне пришла в голову идея. Что, если нам её использовать… хватит улыбаться, Боря. Так вот, что, если нам её использовать в качестве информатора?
– Информатора? – Борис изобразил удивление. – Зачем и каким образом?
– Это очень рискованно, но её нужно свести с царскими. Или с кем-нибудь из подполья, кто мог бы донести…
– Намекаешь на хвостик Щербакова?
– Да. Заодно проверим его. Завтра за обедом отправлю Олегу телеграмму, чтобы после нашей смены они зашли в гости.
– И что ты хочешь передать?
– Пока ничего. Сейчас нужно протоптать почву. Дима и Катя должны сблизиться, но так, чтобы они оба ничего не заподозрили.
– Расскажешь Щербакову?
– Что за глупый вопрос? Он возится с мальчишкой, как с родным сыном.
***
Наступил долгожданный обеденный час. Рабочие собрались в столовой: мужчины сидели отдельно от женщин (того требовали правила фабриканта Сафронова, однако устраивали они мало кого). На входе Тамара спешно передала письмо верному соратнику Губанову, – лохматому и очень крупному угольщику.
– Щербаков должен получить его в кратчайшие сроки.
– Устрою.
Вторая часть.
I