Чего теперь-то иллюзии строить?
- Не буду. Обойдусь без жалости и подачек. Мне его вранья вовсе не надо.
- Ну, хочешь… хочешь, я поговорю, - Леонардо понимал, что это звучит нелепо, смешно и жалко, но не знал, как еще помочь сейчас брату. – Хочешь, все узнаю и тебе расскажу? Меня обмануть сложно – ты знаешь. Я… меня сэнсэй научил ложь в душе видеть, я смогу.
Если надо, если Рафу станет легче, он сейчас сам обскачет весь город, перевернет его вверх дном и найдет своего клона, и вытрясет из него правду любой ценой, только бы зеленый взгляд такой адской болью не горел, словно угли вложили на дно зрачков.
- Ты же сам мне говорил, что он не врет…
- Угу, - Раф подавленно кивнул, всмотревшись в глаза своего старшего брата. – Лео, скажи, ты в него веришь?
- Нет, Раф, я верю в тебя.
Рафаэль посидел минуту, потом поднялся, выдергивая из спинки кровати саи, куда воткнул их в припадке гнева. Лео умел вдыхать в каждого из них уверенность в себе и помогал найти верное решение даже в полном мраке отчаяния.
- Спасибо, бро. Я сам разберусь.
***
Винсент долго рассматривал кровавое побоище в комнате своего старшего брата, куда решил зайти поздней ночью, чтобы все же отдать тому маску с темными стеклами, которую, наконец-то, закончил.
Глухая дверь лаборатории оставила его в полном неведении относительно произошедшего.
- Оу! - он склонил голову набок, потом сморщился и вошел, переступив через разбитый стул, валявшийся у входа. – Й’оку? Ты жив вообще? Что случилось?
На Миднайта, скорчившегося в углу, он даже не взглянул.
Винсент опустился около Й’оку, так и сидевшего у стены, где его оставил Шредер, и повернул к свету раскроенное лицо, досадливо дернув уголком губ.
- Глазу хана, брат, - констатировал он, быстро осмотрев рану. – Зашить можно, но видеть не будет. Может, и к лучшему. Новый точно не хочешь, а? Я могу попробовать вставить тебе в глазницу видеокамеру или сканер…
- Мне надо идти, - Й’оку отстранил его руки, с трудом начав подниматься по стене на колени. – У меня… нет на это времени.
Винсент толкнул его обратно, заставив сесть, и снова начал осматривать рану.
- Куда, придурок? Куда ты пойдешь-то? Кто тебя так раскрасил? Рафаэль твой или его братья?
- Мастер, - Й’оку зажмурился, зажав ладонью разбитую глазницу.
Винсент отдернул дрогнувшие пальцы.
Мастер…
Не в первый раз старший брат получал от него нагоняи и пинки, но сэнсэй никогда так с ним не обходился. Что Й’оку должен был натворить, чтобы довести до такого?
- Что ты сделал? Мы же доставили экспонат. В чем проблема на этот раз?
Й’оку уткнулся лбом в колени, сжав голову руками и бестолково размазывая по лицу кровь.
- Он научил меня всему… А я ничего не смог, всегда подводил его и ничего не делал, чтобы оправдать доверие, а сейчас… Винс, я хотел убить его… понимаешь – убить…
- Что? – Винсент приподнял брови, уставившись на своего брата поверх очков. – Ты что хотел сделать?
- Убить, - повторил Й’оку. – Он забрал у меня Ёдзи. Совсем забрал… он ударил его. И у меня просто пелена заволокла все…
Он уставился на свои руки, сжимая и разжимая пальцы, словно пытаясь ухватить время и развернуть его назад.
- Ясно, - Винсент выдохнул после долгого молчания, как-то странно глядя на брата. – Подожди меня тут.
Поднялся и вышел прочь.
***
«Их» крыша.
Пустая.
Ни души, хотя, как призраки, по ней клочьями тумана разлеглись воспоминания.
- Смотри, Созвездие Гончих Псов, - Кадзэ вытягивает руку вверх, щурясь и всматриваясь в небо. – Их держит Орион… здорово, наверное, быть таким вот псом.
- На поводке-то сидеть? – Раф со смехом обнимает его со спины и прижимает к своему пластрону. – Что ж в том хорошего?
- Их любят, - Кадзэ складывает руки, все еще глядя в небо, и ласково гладит Рафовы предплечья.
- Тебя тоже, дурак. Для этого не обязательно позволять себе на шею петлю накидывать.
Раф тряхнул головой.
Ну как?! Ну как можно было так играть и врать настолько виртуозно?
Неужели Кадзэ вообще о любви ничего не знал?
Вот их с самого раннего детства, с первых уписаных пеленок любил сэнсэй. И пусть тот же Рафаэль не часто радовал его своим поведением и успехами, в отличие от Лео, но любви-то меньше ему никто не начинал от этого давать!
Его любил Мастер, его любили братья, а он до умопомрачения и звездочек в глазах любил каждого из них.
И Лео их любил, а они его, и бестолочь Майки, и даже сухарь-логик Донни.
Они все любили друг друга, то есть варились в большом булькающем котле общей, разделенной, данной и принятой любви…
А в чем варился Кадзэ?..
Он избегал разговоров о своей семье и Мастере, да Раф и не спрашивал особо, интуитивно понимая, что не все там гладко, не сказать хуже.
«Как будто у Шредера может быть хоть кому-то хорошо!»
- Что это? – Раф задевает цепочку на щиколотке Кадзэ и удивленно опускает взгляд.
Такой же равнодушный, как и Лео, ко всему аскет, вдруг нацепил украшение? Да еще золотое!
- Это… - Кадзэ торопливо закрывает браслет ладонью. – Мастер выронил, а я взял.
Он опускает голову, пряча глаза, словно ему стыдно, и тут же вскидывается, оправдываясь.
- Он сказал, чтоб не видел больше, но это же не запрет носить…
Раф долго смотрит на него, чуть щурясь и успокаивающе поглаживая по стиснутым пальцам, потом отнимает руку от браслета и всматривается в золотые звенья.
Их сэнсэю и в голову бы не пришло запрещать такое.
Уж сколько они его поясов перетаскали и шнурков для кимоно, навязывая себе на панцири вместо ремней в детстве… Мастер только улыбался в усы и иногда отбирал, когда совсем уж нечем становилось завязывать кимоно, но вот так «чтоб не видел больше».
Нет, мог… мог, конечно, сэнсэй, особенно Рафу, высказать, когда тот домой приползал с бутылкой или пробовал закурить…. Но это тоже… любя это было. Даже палкой по голове и то – любя.
- Возьми, - он решительно стаскивает с шеи цепочку и заматывает Кадзэ на щиколотку поверх его браслета. – Я вот с радостью буду на него смотреть.
Тот минуту изучает стальную плоскую цепь, а потом поднимает на Рафа до странного серьезные глаза.
- Подарок, - Рафаэль улыбается и обнимает его, пресекая поток глупых вопросов и благодарностей.
Раф прошелся по крыше, касаясь пальцами тумана, как живого существа.
«Ладно, Великий Мастер Саки скуп даже на лишнюю улыбку и каждый свой чих расценивает как высшее благо для сирых и убогих, че уж. Но братья… у Кадзэ же есть братья… неужели и те не могли отогреть недоумка этого, поскупились?»
Он вздохнул, вспомнив свой разговор с Лео перед уходом и тепло его рук на плечах.
Да тот наизнанку готов был вывернуться и из панциря выскочить только бы ему, Рафу, хоть как-то помочь.
Любой из его братьев на потолок залезет ради него, как и он сам. И в этом нет ничего необычного, для них – это нормально.
«Кто ж тебе не дал-то любви совсем, горе мое дурное? Кто тебе не рассказал, что это нормально - принимать любовь и заботу, а не выпрашивать их и пытаться купить своими поступками?»
Раф горько вздохнул, вспомнив младшего брата Кадзэ и запись с телефона.
Вот попробуй кто-то при нем его брата так … убил бы. И не задумался даже.
Он с отвращением передернул плечами, представив, что кто-то вздумал бы при нем так унизить Лео, а он бы стоял и снимал это на телефон…
- Бля! – Раф уперся лбом в лифтовую надстройку и несколько раз боднул ее, чтобы выбить эту мерзость из головы. – Бля… Кадзэ, да где ты? Че ты ему по морде не дал, Мастеру своему дюже Великому, за такой приказ?
Прислушавшись к себе, он понял, что здесь, на крыше, ждать нет смысла, надо идти дальше. Вдруг Кадзэ придет домой, вдруг все же сам будет искать Рафа… вдруг Лео прав, и есть в душе его клона что-то еще, кроме выполнения приказа?