Виговский нашел было еще новое средство удержать Пушкаря в повиновении: он стал угрожать ему через Митрополита Киевского, Дионисия, неблагословением, удачи не было. Пушкарь отвечал Митрополиту: «А что ваша Пастырская милость хотите положить на меня ваше пастырское неблагословение, то не налагайте оное ни на кого иного, кроме на того, кто приемлет Царей неверных; а мы за Царя имеем одного Царя православного. «Не благословляйте тех, кто Государю и войску Запорожскому зло творит, по чьей милости едва ли десятая доля Малороссии и Украины довольством и спокойствием пользуется. Междоусобной брани между народом Христианским и войском, 3апорожским не было и не будет; мы проливаем только кровь Сербов, Ляхов и других «зачинщиков.»
Тогда отправился Максим, Протопоп Нежинский, в Москву с Гетманскою жалобою на Пушкаря; он извинялся, что не сам Виговский к Царю приехал: тому причиною, говорил он, домашние смуты и охранение Украины от нашествия Поляков.» В тоже время и Пушкарь послал к Государю гонца, продолжая умолять о спасении Малороссии от угрожающего ига Польского.
Наконец в Чигирин явились Посланники Шведский, Польский и Волохский; Король и Сейм прислали утверждение Виговского на Гетманстве; от Пушкаря поскакал в Москву третий гонец; то был Полковый Асаул Бурлий: он должен был донесть Государю о прибытии послов иноземных, о стараниях Виговского возмутить козаков, о умыслах и толках его с Поляками, о желании преклонить народ на сторону Польши, и о явном старании соединить с Королевством Гетманщину. Бурлий был перехвачен близ города Сум, бумага была у него отобрана, самого его повесили.
Но Царь узнал и об убийстве гонца по повелению Гетмана, и о послах иноземных в Чигирине; тогда уже нельзя было не усумниться в верности Виговского. 26 Июня отправлен был в Украину Подьячий Яков Портомоин, с двумя поручениями; с явным: подать Гетману Царскую милостивую Грамоту; с тайным: наблюдать за его поступками. Но Виговский успел еще однажды обмануть Государя; Портомоин был им уверен, что Пушкарь клевещет на него, желает от Царя отдалить верного Гетмана, безпрепятственно соединиться с Польшею и пойти войною на Москву. Таким образом получил он позволение «добывать оружием» мятежного Полковника.
Полки Стародубский и Нежинский, пехотные и конные получили Гетманское повеление двинуться на Пушкаря и схватить его. Но у Опошни и Будища, в лесах и оврагах засели отряды Полтавского Полковника, врасплох напали на полки Гетманские, во время ночлега на разсвете перехватали начальников и отправили их с подробными донесениями Государю о замыслах и поступках Виговского, о междоусобиях, начавшихся в Малороссии, о том, что проэкт Царю, поданный насчет наследия Польши, есть ложь, есть одно желанье Сейма выиграть время, устроить войска, ополчиться, соединиться с Виговским и Баном Трансильванским и двинуться на Москву. Полки Гетманские, испуганные первою неудачею, питая отвращение к войне с соотечественниками, разошлись. Раздраженный их неповиновением, Виговский выдвинул свое наемное войско, состоявшее из Сербов и Поляков. Ими предводительствовали Полковник Винницкий Богун, и Господарь Гадячский Тимош. Они сразились с Пушкарем на реке Груне, под Полтавою. Изменники были разбиты, Тимош был закован и отправлен в Колонтаев под стражу Великороссийскую. Богун бежал, но был настигнут, и на его отряде окончилось потребление войск Виговского.
Гетман, видя свое безсилие на поле чести, слыша ропот народный, озлобленный неповиновением полков козацких и истреблением наемных, обратился к оружию, в котором был силен и опытен: к клевете и козням. Он послал к Крымскому Хану для заключения с ним дружественного и оборонительного союза. Польский Король изъявил на это согласие, Хан прислал к Гетману полномочного; а между тем Царь получил от него донесение, что он соединился с Татарами, и что этот союз принесет великую пользу Москве, ибо отдалит Крымцев от Поляков.
Но время Государева доверия к Виговскому миновалось. Русские послы, ожидавшие в Варшаве окончания дел насчет Царского в Польше наследия, получили повеление проведать о состоянии, количестве Польских войск, и о предположениях Варшавского кабинета. Дотоле усыпленные пиршествами, играми, плясками, Послы были пробуждены Царским гонцом; они образумились, и вот их донесение.
«В Варшаве Поляки часто перешептываются между собою на ухо, а нас подсмехают, и на нас подмаргивают. А жолнерство их по городу и в корчмах всегда при них пощолкивает и саблями побрязгивают, что ин на ужас берет. А по деревням у них войско, говорят, и видимо невидимо, и частешенько приговариваются напилые Полячишки, что наши юж козаки, наш де-скать и Смоленск скоро будет. А чести-то нашей Посольской и в ус не дмут; также и про наследство твое, Государь, Польское никто «уж и не шевельнется, а на наши про то сказки и привязки отвечают одними усмешками и ножным шарканием; и мы, правду сказать, Государь, пресмыкаемся здесь столбняками и поляцким насмешищем.»
Получив из Польши столь неприятное донесение, Государь отозвал из Варшавы своих Послов. Он вполне удостоверился в обмане от Поляков в коварстве Виговского, в справедливости Пушкаря. Теперь должно было притворяться перед Гетманом; но Виговского обмануть было не легко. Царь Алексей Михайлович писал к нему, что убедился в измене и неповиновении Полтавского Полковника, посылает в Малороссию отряд войск для уничтожения ополчений мятежнических, а ему Гетману повелевает, немедленно заковав в железы их предводителя, отправить его в Москву на суд Государев; к нему-же, Гетману, он Государь всегда имел и будет иметь полную и неизменную доверенность. И действительно, 30,000 войска выступило в Малороссию с тайным повелением схватить Виговского и всех его единомышленников и представить в Москву; а потом, соединясь с Пушкарем, находиться под его начальством, до избрания нового Гетмана, голосами вольными, по правам Малороссийским. Но было поздно. Войску еще был только назначен поход, а Польские коммиссары уже были в Малороссии. 5- го Сентября они прибыли в Гетманский стан, расположенный под Ольшаницею. Главою посольства были Кастеллан Волынский Станислав Беньевский, и Кастеллан Смоленский Людовик Евлачевский, — оба Сенаторы. В войске Запорожском первое место по Виговском занимал Полковник Носач, воин храбрый, человек с глубокими сведениями в древних Запорожских законах и обычаях. За ним следовали Зеленецкий, Брюховецкий, Ковалевский и Лисникий, — люди, приверженные к Виговскому, и, как видно по прозваниям, Поляки коренные. Впрочем и Польские Историки говорят, что «наиболее поддерживали начертанный план те из войсковых Старшин, в которых отзывалась кровь Польская, хотя они уже издавна поселились между козаками.»
Итак мы с удовольствием видим, что природные Малороссияне не участвовали в желании отдать Украину Полякам на посрамление; что с того уже времени они доказывали верность клятве своей, и понимали истинную пользу родины.
Главнейшие из зачинщиков были дяди Гетмана:, Константин и Федор Виговские, Гуляницкий, Верещага, Мрозовицкий, и Киевский Подкоморий Немеричь, или, правильнее, Немержиц.
Кастеллан Беньевский явился в собрание; Коховский сохранил речь его, произнесенную к Запорожцам. В ней представлены были священный долг верности и любви к отечеству, знаменитые заслуги войска Запорожского пред Королем и Республикою, ужасные бедствия, причиненные ненавистью и враждою двух племен Славянских. Оратор представлял тяжкое положение Украины, в ее соединении с Москвою, и права наши, отнятые Государем. «Разсмотрите», так говорил он, «разсмотрите, какие теперь у вас в краю права и учреждения? Некогда войско Запорожское слушало по доброй воле повелений Короля своего; ныне принуждают вас повиноваться строгим указам, присланным из стран далеких; некогда вы избирали и отрешали Полковников по вашему произволу; ныне пусть кто-либо из старшин ваших будет к вам ласков, или защищает невинных, тотчас боярство истребит их чрез присланных из Москвы Царских «наперстников.»