«Между панами и хлопами по старому стояли евреи, которые путем откупа известных заводов, на первом плане питейного, затем мытного и иных, с свойственной им ловкостью выжимали из посполитого все, что осталось невыжатого прямыми обложениями в пользу пана»… (Ефименко).
Чего же можно было ожидать большего?
Понятно, что на обеих сторонах Днепра накипело на притеснителей и кровопийц. Но правая сторона имела все преимущества на премию в изощрении жестокостей. Понятно, что появились мздовоздатели, гайдамаки. Понятно и то, что все они устремились в польскую Украйну, а в русской все было благополучно. Мало того. Главные зачинщики и главные составители гайдамацких отрядов выходили из русской Малороссии, — а в польской Малороссии они находили себе главную массу пособников. Не мало помогала гайдамакам и Сичь.
Гайдаматчина длилась более двадцати лет и подавлена была только русскими силами. Польша была так слаба, так ничтожна, так развалена, что своими силами ничего не могла бы сделать, — и только русския войска спасли ее. И тут русским нужно было вмешаться не в свое дело и, разумеется, как всегда, получить надлежащую неблагодарность.
История дает нам имена многих гайдамацких предводителей, и я позволю остановиться на главнейших из них. Гайдаматчина — это не была война. Гайдаматчина — нападение отдельных, самостоятельных, независимых отрядов. Это действительно были разбойничьи отряды, но не с целью грабежа, — а для отмщения за панския и жидовския злодейства.
Сами гайдамаки никогда не смотрели на свое дело, как на разбойное, — напротив, они смотрели на него, как на дело доброе и святое. Нередко гайдамаки в промежутках между набегами укрывались при монастырях, — а при выходе в дело, получали благословение и напутствие монашествующей братии. А в самом главном набеге гайдамак, под руководством Железняка и Гонты, монахи не только благословили дело, — но даже освятили ножи. Во всяком случае гайдамаки действовали с убеждением, что они режут врагов церкви православной.
Гайдамаки для врага являлись разрушителями всего живущего и всего хозяйственного, принадлежащего их врагам. Во главе становился ватажок, обычно из запорожцев. Около него собиралось несколько человек запорожцев и более — козаков. Обычно это делалось на левой стороне Днепра. Эта партия хорошо вооружалась. Раздобывала коней и направлялась в Польшу. Но это было не так-то легко сделать. На границе стоял русский кордон, который строжайше смотрел за тем, чтобы гайдамаки не проходили в Польшу. Поляки были бессильны. И русские взяли, почему-то, на себя обязанность их охранять. Но не таковы были запорожцы и гайдамаки, чтобы их можно было задержать. Они знали такия места и такия тропки, где мышь не пройдет и заяц не проскочит. А запорожец пройдет и проходит. Прошел. Вот тут-то и начинался пир. Паны, ксендзы и жиды вырезывались на чистоту. Старики, старухи, жены, дети, — все гибло. Дома и имущество предавалось огню. Быдло освобождалось и шло на волю и чаще приставало к гайдамакам.
«В истории гайдаматчины была и старинная национальная вражда и религиозное рвение и воспоминание исторических обид, за которые следовало, по мнению народа, отмстить. Для украинского крестьянина эта месть казалась нравственным долгом, — последний украинский гайдамак, подобно боготворимым им героям, Хмельницкому, Острянице, Морозенку и проч., смотрел на войну, против своих помещиков, как на нравственный и религиозный подвиг и ставил себя как-бы на одну доску с этими героями, прославленными историей… Уния, религиозные гонения, вынесенные Малороссией, господство евреев, покровительствуемых поляками и, наконец, казни таких лиц, как Остряница и Наливайко окончательно и навсегда поставили стену между украинцем и поляком…»[22].