Аннавен легко порхнула по каменному полу и зажгла несколько свечей, потом развела огонь в камине: дрова уже были приготовлены за каминной решёткой. Комната погрузилась в приятное мерцание. Халдир пробежал рукой по полкам и нишам, вырезанным в форме птиц, рыб и других обитателей суши и моря. Каменный пол был покрыт орнаментом. Дощечки почти находили друг на друга у потолка. Рука Халдира остановилась на маленькой гладкой неровности; он посмотрел вниз. Там, на камине, оказалась жемчужина, рядом с ней ещё одна, и ещё… Жемчуг блестел в свете свечей, вперемешку с ним лежали агаты, ракушки, морские камни. Халдир онемел: Аннавен – а это, несомненно, её работа - сохранила всё, что он приносил ей, когда она была ещё маленьким ребёнком. Он был глубоко тронут. Но как выразить восхищение, не давая Аннавен ложной надежды? Он вдруг понял, что они были совершенно одни в этой тёплой комнате, о которой никто не знает, а снаружи шёл необычайно сильный дождь. Он подавил непрошеные мысли, которые тут же полезли ему в голову.
Аннавен стояла и пристально всматривалась в лицо Халдира в поисках впечатлений от её работы. Он разочарован, или, что ещё хуже, его это повеселило? Она понимала, что её мастерство оставляло желать лучшего. Мариан, должно быть, предоставляла другим возможность реализовать её замыслы. Как необычно. Кажется, её образование и работа странным образом не совпадали. Взять, к примеру, камин. Месяцами она билась над тем, чтобы верно его нарисовать. Наконец, полностью разочаровавшись, она сняла мерки с большого камина Мастера Элронда и уменьшила их. Камин удался на славу. Только потом она разместила там драгоценные подарки Халдира.
На каждом шагу строительства Аннавен бросало то в одну сторону, то в другую. Однако это позволило ей прийти к согласию со своими порой противоречивыми решениями, но она боялась, что результат говорил о нерешительности и об отсутствии уверенности. Она уже начала жалеть, что привела сюда Халдира.
Честно говоря, она безжалостно ругала себя. Она шагнула было к подушкам, но передумала и подошла к Халдиру, вспыхнув от смущения. Она надеялась, что он не сочтёт украшение камина слишком детским. Халдир с нежностью посмотрел на Аннавен. Отблески огня играли на её фигуре, подчёркивая все изгибы тела сквозь намокшую материю платья. Интересно, догадывалась ли она об этом эффекте, и не пыталась ли соблазнить его? Если так, то она делала это с гораздо большим умением, чем он ожидал от особы столь неопытной. А румянец на её лице был самым привлекательным. Халдир ощутил смесь удивления, восхищения и сильного дискомфорта. Восхищения – потому что она могла соблазнить его, если бы только захотела, без труда. Дискомфорта – потому что он никогда этого не позволит.
Халдир попытался взять свои эмоции под контроль. Ему с трудом это удалось. Он считал, что сохранит верность в своём сердце. Прошло едва ли 144 года с того дня, как он оставил Мариан, и вот он здесь, желая другую. Но Аннавен настаивала, что она – это Мариан. Было бы слишком просто отдаться этой мысли, склонить голову и попробовать губы Аннавен. И, прежде чем пришло осознание, это оказалось как раз то, что он сделал.
Первый поцелуй! Аннавен никогда не чувствовала такого блаженства. Какой чудесный был у него вкус – древесный, мужественный и немного миндаля. Миндаль… Воспоминания… Комната… Белоснежная постель, свечи… Халдир… Они занимались любовью. Столь откровенное воспоминание захватило все чувства Аннавен. Её сердце забилось так же быстро, как капли дождя по стеклу над ними. Она прижалась к Халдиру, обвила руками его шею, целовала его со страстью, которая пугала лишь одну часть её сущности, и растворилась в чистом удовольствии наконец чувствовать его объятия.
Халдир крепко и чувственно обнимал Аннавен. Тонкая материя промокшего платья оставляла немного между ним и… Он должен это прекратить! Он заставил себя отодвинуться, как можно мягче убрал её руки со своей шеи. Как легко ранить её чувства! Как он мог допустить такое?
Чувства Аннавен были более чем ранены. Она была отвергнута и невыносимо смущена. Её атаковали самые нелепые страхи, вопросы сыпались один за другим. Ему не понравился её вкус? Она слишком стара? Её волосы слишком седые? Это смешно: её волосы никогда не поседеют, она всегда будет выглядеть так, как сейчас. Он не желал прикасаться к смертной? Она не смертная! Халдир забыл, что любит её? Но Халдир никогда не говорил ей об этом, только о любви к ней как к крестнице. Он хотел поцеловать её – и сделал это – но потом оттолкнул её. У Аннавен закружилась голова от попыток разобраться во всём этом. В комнате так жарко! Она набрала в лёгкие воздуха, которого, кажется, становилось всё меньше, и потянулась к Халдиру, который всё больше отдалялся от неё.
Халдир поймал Аннавен и опустил на мягкие подушки.
- Аннавен, pen-muin, услышь меня, - произнёс он, пытаясь привести её в чувство. Лицо Аннавен неожиданно осветилось. Чувствуя тепло спиной, Халдир посмотрел вверх и обнаружил, что ливень закончился. Сияло солнце.
Халдир был потрясён своим безответственным поведением. Подняв свою бесчувственную крестницу, он направился к выходу. Ему придётся держать ответ перед Аллиндэ и Элладаном. Он отведёт Аннавен домой и принесёт извинения.
Аннавен и Халдир пропустили ужин, и, кажется, пропустят десерт. Элладан решил, что воспользуется редкой возможностью побыть наедине со своей женой. Они подождали приличествующее время, пообедали. Элладан развёл огонь в очаге и присоединился к Аллиндэ на кухне, чтобы вместе завершить приготовление их любимого десерта. В рецепт несколько мгновений назад было решено добавить шоколад. Хотя это едва ли было необходимо, Элладан ожидал эффекта от него на себе и на прекрасной эльфийке, которую ему посчастливилось взять в жёны. Но сначала он должен сказать ей нечто серьёзное, пока они были одни, и никто не мог их подслушать.
- Халдир влюблён в Аннавен, - серьёзно заявил Элладан, взбивая сладкий крем.
- Неужели, - осторожно фыркнула Аллиндэ, удивляясь проницательности мужчин в целом. – И что привело к такому открытию?
Элладан смотрел на профиль своей жены, а та выкладывала небольшие порции сладостей, чем всегда занимался он. Как давно она знает? Проницательность жены всегда оставалась для него загадкой.
- Он считает, что я не одобрю этого, - продолжил Элладан, игнорируя вопрос жены, ответ на который будет большим унижением, чем тот факт, что она заметила первой. – Это не так. Для меня честь принять его в семью. Он сделает Аннавен счастливой.
- Тогда скажи ему об этом, - предложила Аллиндэ, принимая чашу из рук мужа – таких умелых рук, со вздохом подумала она.
- Не могу.
Почему женщины не понимают простейших правил мужской дружбы?
- Начать должен Халдир, а ты знаешь, он этого не сделает. Он не позволит себе поверить, что Аннавен может быть Мариан, и никогда не признает своих чувств к ней. Он слишком горд. Без его признания ни он, ни наша дочь не будут счастливы. Я очень волнуюсь за обоих. Халдир мой друг, но ты знаешь его лучше, любовь моя. Что мы можем сделать?
- Надо устроить праздник.
- Не понимаю, - сказал Элладан, зная, что объяснение его жены, зачастую непостижимое, было верным.
- Мы устроим танцы, - сказала Аллиндэ, - в честь вступления Аннавен в совершеннолетие. И сделаем это как раз к тому времени, когда корабль Халдира вернётся в гавань. Будучи её крёстным, ему придётся присутствовать. Это прекрасная возможность. Когда Халдир увидит её взрослой, когда потанцует с ней, ему придётся признать свои истинные чувства.
- Как может танец с нашей дочерью заставить Халдира признать, что он любит её?
- Как ты думаешь, почему эльфийки танцуют? – весело спросила Аллиндэ своего мужа. – Потому что это нравится эльфам.
Она взяла две тарелки и отправилась в гостиную, где ожидали тёплый огонь и мягкие подушки.
- Каждая девушка знает, что мужчины редко танцуют ради самих танцев, - прошептала Аллиндэ, взмахнув перед ним ресницами.
Элладан смотрел, как его жена исчезает из виду. Сердце его забилось быстрее. Так случалось всякий раз, когда она говорила с ним таким тоном. Он последовал за Аллиндэ. Опрокинув её на подушки, он подумывал о лучшем применении крема на его нетронутых пирожных, как входная дверь без стука распахнулась. Элладан поднялся и увидел Халдира, а у него на руках – свою дочь. Мысли обо всём остальном мгновенно испарились.