В каком разительном контрасте находятся эти высказывания самого Гегеля, столь откровенно демонстрирующего в них всю некритичность своего мировоззрения, с Марксовым истолкованием гегельянства как «животворящего духа» и «чистого, идеального пламени науки», обращающегося против наличного бытия и подобно эоловой арфе предвещающего приближение революционной бури! Для Гегеля мир есть субстанциально завершенное, «в основном» законченное целое, способное преподнести суровый урок «разумности» всякому непослушному. Для Маркса мир в себе самом субстанциально не завершен, не закончен, и только деяние человека переустраивает его. Для Гегеля человек – слуга готового Мирового порядка вещей. Для Маркса он наследник и строитель мира по-новому: он призван «собственными силами строить целый мир, быть творцом мира» (1, 169). Гегелевская «разумность» – это самоподчинение человека деспотизму всеобщего, растворение личности во всеобщем. По Марксу, «первой основой философского исследования является смелый свободный дух», так что «мы как бы возвышаемся над собой, достигая уровня всеобщих сил, и дышим свободнее» (1, 169). Гегель оправдывает капитуляцию личности перед угрожающей погубить ее мощью отчужденной власти. Для Маркса разумен только путь борьбы с этой властью, начинающийся с отказа принять навязываемые ею «готовые условия», – путь борьбы за торжество человеческого свободного деяния. Его точка зрения может быть выражена строками, которыми «Рейнская газета» в своем последнем номере прощалась с читателями:
Если критичность, не признающую мир субстанциально завершенным, замкнутым в себе и провозглашающую задачу творчески переустроить мир, называть духом молодости, то Маркс предстанет перед нами как мыслитель и борец, который сумел остаться молодым всю свою жизнь, во все периоды своей деятельности и во всех своих произведениях. В этом смысле нельзя понять и самых зрелых классических сочинений Маркса, если не видеть в них творений всегда духовно молодого, революционно-критичного Маркса! Кто изображает марксизм лишенным такого духа молодости, тот подменяет его чем-то поддельным и чуждым.
Следует еще добавить, что именно гегелевский «зрелый муж» отличается недостатком зрелости своего мировоззрения, ибо принадлежит к индивидам того уровня, когда они еще нуждаются в метафизическом Абсолюте, стоящем над природой и историей; на этот Абсолют возлагается роль глубочайшей основы фиксированного миропорядка, гаранта судеб и направителя исторических действий людей, социальных групп и т.п. В противоположность этому Маркс уже в 40-е годы отвергает и идею надприродного и надысторического Абсолюта, и обожествление или субстанциализацию земных институтов.
Проблемой, размышления над которой вывели Маркса несколько позднее за пределы гегельянства (и младогегельянства), явилась проблема личности и государства. Принципиальное решение этой проблемы Маркс найдет в 1845 г. и изложит его в «Немецкой идеологии», где дана также и классовая характеристика индивидов, которые тоже «до сих пор выражали себя как некоторое целое» в государстве и которые «должны низвергнуть государство, чтобы утвердить себя как личности» (2, III, 78). Пока же, на почве гегельянства, эта проблема была наделена расширительным смыслом и гипертрофированным значением, поскольку средоточием всеобщих сущностных сил людей, воплощением их общественно развитой сущности Маркс все еще считал – исходя из Гегеля – именно государство, каково оно есть по своему понятию, «истинное государство», о чем шла речь в предыдущих главах.