Полученные в это время результаты позволили Марксу окончательно разорвать узы гегелевского идеализма и начать выработку кардинально иной фундаментальной философской ориентации. Тем самым Маркс завершает (в 1843 г.) ранний период своей духовной эволюции и вступает в период становления своей собственной философской позиции, основа которой принципиально отличается от всех прошлых философских систем – как метафизически-материалистических, так и идеалистических. Этот новый период ознаменован наполнением критичности историческим содержанием: она становится коммунистической критичностью и выступает против классово антагонистического общества как мира отчуждения и дегуманизации.
2. Философские основы диалектико-материалистической революционной критичности
В статье «К критике гегелевской философии права. Введение» Маркс прямо провозглашает задачей критики «утвердить правду посюстороннего мира» (2, I, 415). Эта правда не есть нечто готовое, в себе завершенное и изначально разумное, некая законченная субстанция, которой все предопределено, так что остается только прислушаться к ее разумности. Это правда человеческого созидания истории. Критика осуществленных форм действительной истории исходит не из внеисторического основания, а из тенденции самой истории к тому, чтобы человек сам «строил свою действительность», чтобы он не делал свою сущность некоей вне его стоящей и над ним господствующей силой, не выносил центр своей деятельной жизни вовне, «чтобы он вращался вокруг себя самого и своего действительного солнца» (2, I, 415).
С этой точки зрения Маркс упрекает теперь уже всю предшествовавшую философию в том, что она в качестве профессиональной сферы, отъединенной от действительной борьбы, являла себя как форма духовного восполнения и компенсации ущербной реальности, апеллируя к царству нравственного разума или логической идеи и т.п. Маркс упрекает такую философию в том, что она даже в самых радикально-критических своих устремлениях не вступала на почву революционно-гуманистической «правды посюстороннего мира», будучи не в состоянии преодолеть свою идеалистическую замкнутость в области духовных форм, и потому она относилась «некритически к себе самой» (2, I, 421).
На деле предпосылки подлинной критичности не даны философии как ее собственные, изначально ей принадлежащие идеальные предпосылки разума, идеи и т.п., – они должны быть открыты в действительном критическом процессе преобразования общественной жизни предметной деятельностью людей. Изменение мира не может быть одним лишь проецированием философских идей на реальность, одним лишь «превращением философии в действительность», как любили выражаться младогегельянцы и вместе с ними ранний Маркс. Недостаточно, чтобы мысль стремилась «к воплощению в действительность, сама действительность должна стремиться к мысли» (2, I, 423), т.е. к решению своих исторических задач посредством проецирования их решения в будущее и идеального предвосхищения этого решения, которое тем не менее остается делом также и практически-действительной борьбы, а не делом одной только теоретизирующей мысли.
Мы видим, таким образом, дальнейшее объективное обоснование критичности и ее наполнение историческим содержанием. Благодаря этому Маркс все более последовательно преодолевает всякий субъективизм и нормативистский критицизм, уходит от попыток произвольно предписывать реальной истории идеальные предпочтения и проекты. Получает все более конкретное развитие – теперь уже на почве действительной истории и ее исследования – та самая «деятельная сторона», которую в пределах идеализма развивали творцы немецкой философской классики. Сама эта «деятельная сторона» все больше превращается в принцип, причем сам процесс деятельности рассматривается объективно, в его объективной логике, которая присуща общественной жизни человека-субъекта. Что касается собственно теоретической и вообще духовной культуры, то впервые было понято ее революционное значение: прежде чем выйти на простор исторических коллизий, революция «начинается в мозгу философа» (2, I, 422), поскольку философ понимает смысл необходимых событий раньше, чем они обнаружат себя на поверхности бытия.