По получении этого ответа эмир начал готовиться к походу, чтобы выступить самому. Никто не осмеливался что-либо сказать по этому поводу, потому что эмир был очень раздосадован из-за множества приходивших разных вестей, каждый день о какой-нибудь новой беде. Дела все снова и снова делались необдуманно /564/ уже девять лет[1331] и теперь объявились последствия. Всего удивительней было то, что эмир не оставлял самонадеянности; да и как было оставить, когда за ней крылся промысл создателя, да возвеличится слава его. Несколько раз везир говорил моему наставнику: “Видишь, что он хочет делать? Перейти реку в такую пору ради устрашения Бури-тегина за то, что он пришел в Хут-талан, перейдя Пянджаб? Это [такое] дело, что бог знает, чем оно кончится. Воображение и размышление бессильны”. Бу Наср ответил: “Остается только молчать, ибо совет, который превращают в подозрительное [намерение], неисполним”. Все свитские понимали и обо всем вне дворца[1332] кое-что говорили друг другу. Бу Са'ида, мушрифа, побудили написать, но пользы не было. Когда же являлись в присутствие эмира, то вели речи в согласии с ним, потому что он сердился.
В пятницу, тринадцатого числа месяца раби ал-эввель[1333], отошел [в иной мир] Бу-л-Касим, дебир, исправлявший должность начальника почты в Балхе. Обстоятельства жизни этого Бу-л-Касима я [уже] поведал в сей истории и нет нужды говорить еще раз. На следующий день должность начальника почты [государь] отдал Эмиреку Бейхаки. Везир[1334] и мой наставник хорошо поддержали его на сей счет и [взаимная] обида между ним и везиром прошла, так что дело было поправлено. Эмиреку Бейхаки дали прекрасный халат.
В субботу, в половине сего месяца[1335], прибыло письмо из Газны о кончине эмира Са'ида, да будет над ним милость Аллаха. Эмир был в серае и пил вино. Передать ему такое известие во время питья вина не решились. На другой день, когда он сел на престол, до того, как открыть прием, подстроили так, что один служитель отнес это письмо, подал и вернулся назад. Прочитав письмо, эмир сошел с престола и застонал так, что голос слышали во [всем] серае. Он приказал служителям спустить пишривак, который уже подняли. Послышался голос: “Сегодня приема нет!” Гулямов удалили и /565/ везир, родичи и свитские пошли в терем и сидели [там] до предполуденного часа [в ожидании], не начнет ли эмир обряд оплакивания. Пришло устное извещение, дескать, расходитесь по домам, обряда не будет. Люди удалились.
Кончина сего замечательного юноши — целая история, я обязательно ее расскажу, ибо эмир его любил больше всех сыновей и сделал его наследником престола. Но господь бог, велик он и всемогущ, назначил преемником отца эмира Мавдуда, что мог сделать отец? Еще до того, как прибыло извещение о смерти, приходили письма, что у [царевича] оспа. Эмир, да будет им доволен Аллах, тревожился и говорил: “У этого сына уже раз была оспа, очень странно, что она во второй раз”. Это была не оспа, — на юношу неопытного напала некая болезнь и для него закрылся путь мужской силы, так что он не мог быть с женщинами и общаться [с ними]. Ни одному лекарю об этом не сказали, дабы он мог искусно вылечить, ибо [царевич] не был бессилен — такая болезнь случается у молодых людей. А женщины, как они ухитряются придумать в своей лавочке, говорили: “Этого царевича околдовали”. Некая старуха из Гардиза растворила какого-то ядовитого зелья, нацедила той жидкости, в нее что-то бросила и дала тому дорогому, славному [юноше]. Он выпил, все тело его разбил паралич[1336]. Одиннадцать дней он пролежал и помер.
Эмир, да будет им доволен Аллах, много стенал и плакал по этому сыну во дворце. Сия неожиданная смерть еще более усилила несчастное стечение обстоятельств: никто уже больше не осмеливался доложить, что переход через реку является ошибкой, ибо он никого не принимал. Внезапно он сел верхом и направился к Термезу. Потом через два дня везиру доставили устное извещение: “Я-де обязательно пойду [в поход], тебе с сыном [моим] Мавдудом надлежит оставаться в Балхе с войском, которое я здесь назначил из дворцовых гулямов и других разрядов. Хаджиб Субаши пусть пойдет в Дерегез — тот уже держал там, в той области, лошадей и дворцовых гулямов при оружии — и с ним две тысячи конных турок и индийцев, кроме гулямов и хейля его. Бектугды пусть остается там во главе гулямов. Сипахсалар чтобы шел с нами[1337] и военные люди, предводители, серхенги и хаджибы, [имена] коих написаны. Все это надлежит исполнить”. Везир ответил: /566/ “Слушаюсь!” — и почти до часа вечерней молитвы оставался во дворце, покуда все дела были справлены.