‒ Множество? ‒ Я чувствовал себя ничтожеством.
«Множество?» Множество это точно. Докеры, клиннеры, операторы технологических устройств, мусорщики! Полно вакансий. Всех. Всех кроме пилотов.
‒ А что Вас удивляет? ‒ Он устало вздохнул, посмотрев через меня на приоткрывшуюся дверь, где очередь в коридоре явно начинала возмущаться. ‒ Вы же понимаете, что получить работу пилота без посторонней помощи невозможно.
— Нет, не понимаю! — Из горла что-то противное для меня вырвалось все же вместе со словами.
— Да… — Он замотал лохматой головой. — Никто не будет ничего ни для кого просто так делать, и Вы не исключение. На Вас желтый комбинезон, на мне деловой костюм, а когда-то я тоже носил такой. Все в Ваших руках и в Ваших возможностях. — Он улыбнулся, показав кривые желтые зубы, а потом вдруг словно оживился и замахал на меня руками. — Все иди, давай, не мешай работать!
Я вышел, в сердцах плюнул ему под дверь и направился к переходам. Спешить уже было некуда. На работу я точно теперь не вернусь. С этим покончено. Хватит. С ужасом подумалось, что предстоит возвращение домой. В Холмов. Отец, должно быть, будет ликовать. Его победа! Представляю только, какую он произнесет речь над моей преклоненной головой.
Переход дунул на меня искусственным ветром вентиляционных систем. Я побрел к центральному пирсу. Злость на агента клининговой компании разрасталась. Хотелось вернуться и убить его. Да что это вообще было? Что за разговор? Этот жирный ублюдок явно намекал мне на взятку? Да если бы и так, где взять мне деньги? Заработка на техническом пирсе едва хватало на аренду комнаты без удобств и пропитание. Было только одно место в этом мире, где я мог бы просить денег. Где-то на Земле, в дальнем пригороде Неополиса под названием Холмов. Но придти с просьбой о помощи туда я не мог. К тому же, отец ни за что не дал бы мне денег. Когда-то он говорил, что мне никогда не сделать карьеру пилота, что все это глупые подростковые мечты и что мое место тут на ферме рядом с семьей. Потому я и решил не возвращаться домой пока не заслужу, того, чтобы он мог бы мной гордиться и сказать мне, что ошибался, что был не прав. Так что если возвращаться в Холмов, то только признав свое поражение.
Потом накатило какое-то безразличие. Хотелось пойти и напиться. Тут среди снующего туда-сюда народа было легко затеряться. Кругом стояли контейнеры с грузами, люди в красных, желтых и оранжевых комбинезонах кричали, бегали по шахматообразной площади главного Пирса, махали руками и разноцветными флажками. Через внешнюю связь диспетчеры секторов оповещали ожидающих о времени стартов. Отряды правопорядка в черном камуфляже по трое патрулировали территории. Было шумно, людно и спустя два года, совсем привычно. Тут я чувствовал себя спокойно, здесь я был в своей тарелке. Здесь меня никто не видел и не замечал. Тут я мог остаться наедине с собой и своими мыслями, растворившись среди людей.
Я залез на один из контейнеров, который оказался сверху не запечатан. Внутри до самого верха лежали тюки белого хлопка, завернутые в полимерную пористую пленку, защищающую от влаги и конденсата, но позволяющую подобному грузу «дышать». Я плюхнулся сверху на эти тюки и, закинув руки за голову, стал смотреть на звезды сквозь прозрачную часть в потолке сектора. Я знал, что эти контейнеры докеры начнут грузить только через три часа, как минимум, и мог позволить себе расслабится.
Я лежал и думал о том, как не справедлива жизнь, и как сложно добиться чего-то человеку, за спиной которого не стоят высокопоставленные родители, большие деньги и связи. Как же вырваться в люди из этой портовой грязи? Сколько можно грузить воняющий мусор? Может все-таки, нужно было выбрать другой путь в жизни? Может, не нужно было, поступать учится на пилота? Может, и правда нужно было пойти по стопам отца и стать фермером? Сидел бы в теплом доме раздавал бы рабочим указания, какую скотину и сколько раз в день кормить, что починить, какое зерно закупать.
Вот так в мыслях о жизни не заметно к моему сознанию подкрался сон. Как-то не предав значению, что я нахожусь среди груза предназначенного, скорее всего для какой-то колонии, я потерял чувство времени, реальности и погрузился в беззаботные и глубокие сновидения.
* * *
Как и в моих мыслях, в моем сне возник дом на холме. Дом, в котором я вырос, в котором прошло мое детство. Дом, стоящий высоко и с которого было видно всю ферму. Он был старый и серый, вокруг него стояло обнесенное низким забором угодье, чтобы не ушла скотина. Только вот не было ни кого. Ни скотины, ни людей. Было пусто и страшно. Не было блеяния овец, кудахтаний кур, ржания лошадей. Не было вообще никого. Не было работников, не было родителей. Я шел по сухой коричневой земле к веранде и все отчетливее понимал, что здесь что-то произошло, что все ушли и скотину увели за собой. Сколько же лет прошло с тех пор, как я ушел? Вот уже видно дверь на террасе. Она открыта. Ветер раскачивает ее на петлях, которые давно никто не смазывал и она скрипит. Нет, не скрипит, она пищит, пищит как живая, пищит и стонет в одиночестве. Я вспомнил слова матери, как она ругалась, что я не закрываю дверь, как отец все никак не мог найти масленку, чтобы смазать петли. Тогда она тоже скрипела. Скрипела, но не пищала. А теперь пищит. Пищит, так как будто плачет, плачет как младенец, обиженно, что его все бросили. Вот я уже стою на пороге. Дряхлое дерево прогибается под ногами, как все стало старым, неужели меня не было так долго? Я тяну руку, чтобы взять дверь за ручку и успокоить, но не успеваю. Кто-то позвал меня. Я знаю этот голос. Это соседская девочка. Мы дружили, пока я не уехал поступать в Академию. Я обернулся и увидел ее. Она стояла у забора, опустив голову, и я не мог увидеть ее лица. Странно… она была все такой же маленькой как тогда. Но я то, вырос. Она снова назвала меня по имени, меня пошатнуло, и я, удержав равновесие, спустился с порожек и пошел к ней. Как же ее имя? Почему я не могу вспомнить ее имя?