Прослушав эту речь, я окончательно понял, что за человек предо мной, ибо знал эту книгу, хотя не подозревал, что она переведена на итальянский. Да разве есть такие книги, которые не были бы переведены в Венеции? Шаррон был другом и почитателем Монтеня и уверовал в то, что пошел дальше своего кумира; но люди пера ни разу не похвалили его сочинение, ибо, будучи плохим врачом, он и в рассуждениях не был силен. Он свел в систему многие мысли, которые Монтень то тут, то там включал в свое повествование, и, походя брошенные великим человеком, они избежали цензуры; зато Шаррону — священнику и теологу — силы убеждения явно не хватило, его никто не читал, и он остался в забвении. Несведущий переводчик даже не знал, что слово sagezza вышло из употребления и являет собой неудачный синоним слова saviezza[52]. Надо было сказать sapienza. Шаррон имел глупость дать своей книге то же название, как у Книги царя Соломона[53]. Сосед же мой продолжал таким образом:
«Избавленный, благодаря Шаррону, от угрызений совести и всех былых ложных убеждений, я так развил свое дело, что через шесть лет уже владел девятью тысячами цехинов. Не удивляйтесь, Венеция — очень богатый город, но из-за карт, разврата и праздности люди ведут беспорядочный образ жизни и нуждаются в деньгах, а умные пользуются расточительностью безумцев.
Три года назад я познакомился с графом Сер***; зная мою бережливость, тот попросил меня взять у него пятьсот цехинов, пустить их в дело, ему же вернуть половину от вырученного мною. Он потребовал с меня простую расписку, в которой я обязался вернуть ему эту сумму по первому его требованию. По истечении первого года я дал ему семьдесят пять цехинов, что составляло пятнадцать процентов, и он написал расписку, но выказал недовольство. Он ошибался, ибо его цехины не принесли мне прибыли; я по-прежнему пускал в оборот только собственные деньги. На второй год из чистого великодушия я вручил ему ту же сумму, мы стали браниться, и он потребовал вернуть все его деньги. Я ответил, что из них он уже получил от меня сто пятьдесят цехинов. Он ушел в гневе, а назавтра вернулся, предлагая отдать ему всю сумму без вычета. Я нанял ловкого стряпчего, ему удалось тянуть это дело два года, и до приговора так и не дошло. Три месяца назад мне предложили полюбовно договориться, я отказался и, опасаясь проявления насилия, обратился к аббату Джуст***, который добился для меня разрешения от герцога де Мон***, испанского посланника, поселиться на территории посольства, где не грозят неприятные неожиданности. Я был готов вернуть графу Сер*** его деньги, но требовал с него сто цехинов, которые мне пришлось потратить на судебный процесс, затеянный по его вине. За неделю до этого ко мне приходил мой стряпчий и встретился с поверенным в делах графа; я показал им кошелек, где лежало двести пятьдесят цехинов, которые я был готов им отдать, но ни сольдо больше. Они ушли, оба весьма недовольные.