Тогда я ему написал, что подумаю, каким способом прислать ему тот инструмент, которым я в действительности пользовался, а вовсе не нож, и что этим инструментом он должен проделать отверстие в потолке своей камеры, вылезти на крышу, дойти до разделяющей нас стены, проломить ее и попасть через нее на крышу моей камеры, проделать в ней отверстие, через которое я вылезу. Тогда втроем — с ним и графом — мы сломаем крышу дворца, поднимем свинцовые пластины и оттуда попадем на главную крышу, а там уже я решу, каким образом мы спустимся вниз и сможем на свободе передвигаться по венецианским улицам. Он ответил, что пойдет на все, но что я берусь за непосильное дело, а дальше шли тысячи «но» и список того, чтó, на его взгляд, невозможно осуществить, мне же, строго говоря, это казалось хоть и трудным, но преодолимым. Я выразил уверенность в осуществлении задуманного и добавил, что если он желает спастись бегством вместе со мной, то должен прилежно исполнять мои приказания, первое из которых: велеть Лоренцо купить сорок или пятьдесят бумажных картинок с изображениями святых и под предлогом религиозного благочестия увешать ими стены камеры, а самые большие разместить на потолке, и пока он не исполнит это мое поручение, я больше не скажу ни слова. Я понял, что с этим человеком только так и следовало вести себя, ибо он мог тягаться со мной в изобретательности, лишь опровергая мои доводы своими рассуждениями, а по сути, за всем этим скрывалась робость и боязнь препятствий, которые, по моему разумению, следовало преодолевать. Он же принимал их в расчет — верное средство так ни на что и не решиться.
Я наказал Лоренцо купить мне новое издание Библии большого формата, куда кроме Вульгаты и Нового Завета входит и Септуагинта[80]. Я подумал об этой книге, потому что надеялся, что большие размеры этого фолианта позволят мне спрятать в нем пику и отослать монаху, но когда я получил Библию и попробовал это сделать, то сразу же загрустил и стал размышлять, как же мне поступить. Я обнаружил, что пика-засов на два дюйма длиннее корешка книги. Монах написал мне, что его камера вся увешана картинами, как я и просил, и что Лоренцо рассказал им о покупке большого тома, а они выразили желание, чтобы я дал им его почитать, когда мне будет удобно. Соответственно, Лоренцо передал их просьбу мне, но я сказал, что книга будет нужна мне самому еще дня три-четыре.
Я не знал, что же предпринять с торчащей из книги пикой: только кузнец мог бы укоротить ее, мне трудно было представить себе, что Лоренцо вдруг лишится зрения и не увидит, как из переплета Библии торчит ручка эспонтона, это сразу должно броситься ему в глаза. Однако мне следовало найти способ, как это исправить, и если таковой существует в природе, то дойти до него можно было лишь силой разума. Я написал об этом затруднении отцу Бальби. Он ответил на следующий день, насмехаясь над скудостью моего воображения; его средство было совсем несложным: Лоренцо сообщил ему, что у меня есть прекрасный халат, подбитый мехом; он писал, что они с графом выкажут свое любопытство и попросят, чтобы я им его показал; тогда мне останется только завернуть в нее свой инструмент и послать им халат в сложенном виде; разумеется, Лоренцо не станет его разворачивать, и они ловко вытащат из него пику, а потом вернут мне халат.
Хотя меня покоробил стиль монаха, смелость предприятия пришлась мне по вкусу. Я располагал свидетельствами глупости Лоренцо, но мне казалось вполне естественным, что, войдя к ним на чердак, он сам развернет халат, чтобы они могли лучше рассмотреть его, ведь их камера была достаточно темной: эспонтон тут же выпадет на пол. Однако я написал монаху, что принимаю его план и теперь он должен попросить меня через Лоренцо показать ему халат. Назавтра тот обратился ко мне с просьбой извинить любопытство человека, который посылает мне книги, поскольку он желает взглянуть на мой халат, подбитый мехом. Я незамедлительно вручил его Лоренцо, тщательно свернув, и попросил как можно скорее вернуть; надеюсь, читатель не подумает, что я был настолько глуп, чтобы вложить внутрь пику. Через две минуты Лоренцо с благодарностью отдал мне халат. Я тут же сделал заказ принести мне в день святого Михаила три фунта макарон в котле с кипящей водой на большой жаровне. Я сказал, что сам желаю заправить два блюда, одно — самое большое, какое найдется у него дома, я хотел послать в благодарность тем достойнейшим господам, которые дают мне для чтения свои книги, а другое — средних размеров, я оставлю себе. Я сказал, что сам хотел бы растопить масло и добавить сыр-пармезан, который он должен принести мне в натертом виде. Я решил спрятать пику за переплет Библии, а сверху поставить большое блюдо с макаронами, они будут обильно политы растопленным маслом, чрезмерное количество которого должно отвлечь внимание Лоренцо: он поостережется отвести свой взор от блюда и не обратит внимания на концы пики, торчащие из переплета Библии. Блюдо следовало наполнить до краев, тогда он будет бояться, что прольет масло на книгу.