Выбрать главу

— О, боже. Дождись приезда. Нам есть о чем поговорить. Много о чем, — подчеркнула она.

Конечно же, он ее проигнорировал.

— Я только хотел, чтобы ты узнала прежде, чем вернешься домой. Моя мама кое-что у нас поменяла. Думаю, тебе очень понравится, она выбросила старый диван и купила нам…

— Она выбросила мой диван!?

— Да ладно тебе, Миша, он был старый. И она подарила нам крутой кожаный диван, — продолжил он.

— Я ненавижу кожаную мебель. Ты это знаешь, — отрезала она.

— Да-да, но ты же ее знаешь, и я, правда, думаю, что тебе понравится. И она отнесла всю твою одежду в химчистку. Это мило, — продолжил он.

Какого. Хрена.

— Она рылась в моей одежде!? — прошипела Миша.

— Только в той, что в гардеробной.

Только в моих самых красивых, самых дорогих нарядах.

— Майкл Рапапорт. Ты знаешь, знаешь, как я отношусь к этому дерьму. Ты знаешь. Почему ты позволил ей это?! — возмутилась Миша.

— Потому что она была очень милой и заботилась обо мне, пока кто-то находился на другом конце света. И с вещами все в порядке, ты бы даже и не заметила. За исключением твоей замшевой куртки, кажется, она испорчена, но ты все равно ее больше не носишь.

Миша постаралась сдержать гнев. Она больше не носила замшевую куртку, потому что та была подарком ее умершей школьной подруги. Обычно за этим следовала громкая ссора с криками, с множеством красочных слов, описывающих его мать-стерву. Но то, что он сказал, остановило ее: «…пока кто-то находился на другом конце света». А учитывая, чем она там занималась, Миша… не имела права злиться. Ни из-за чего. Он мог бы поджечь дом, а ей бы оставалось лишь улыбнуться и поблагодарить.

Потому что я ужасный человек.

Он без конца болтал об изменениях, которые внесла его мама. Миша притворялась, что слушает, вплоть до своего гостиничного номера. Она прижалась к перилам балкона и давала соответствующие ответы в соответствующие моменты разговора. В конце телефонного звонка он закончил своим обычным «люблю тебя!»; она не ответила. Ей хотелось чувствовать себя виноватой, но когда она положила трубку, в ее голове раздался другой голос.

«…перестань считать себя ужасным человеком… береги себя и свое сердце»

Но это трудно сделать, когда твое сердце находилось где-то еще.

* * *

На следующий день Миша проснулась, чувствуя себя немного лучше. Слова Таля крепко угнездились в ее сознании. Она совершила ужасный поступок, но это не обязательно делало ее ужасным человеком. Она должна быть сильной. Ради себя. Ради Майкла. И даже ради Таля. Он сделал для нее нечто удивительное. Она отплатит ему тем же.

Весь день она посвятила телефонным звонкам. До прибытия Майка оставалось два дня — после этого она знала, что все полетит ко всем чертям. Друзья у них были общими. Муж ее подруги Лейси был лучшим другом Майка, Миша точно ее потеряет. И мама Миши любила Майка. Обожаааала его. Она бы очень расстроилась. Мама Майка, конечно, расстроится, но Миша ей все равно никогда не нравилась.

Может, она знала что-то, чего не знал никто из нас.

— Привет, подруга! — взвизгнула Лейси ей в ухо.

— Привет! Как дела?

Миша рассмеялась и подтянулась на перила балкона. Это были не столько перила, сколько каменная полустена. Ей удалось сесть на нее и скрестить ноги.

— Хорошо! Очень хорошо. Ты бы гордились мной, танцовщица, я не отлынивала от тренировок!

Танцовщица…

— Потрясающе, Лейс, так держать.

— А как ты? Итальянская еда осела на твоей заднице? — поддразнила Лейси.

— Немного, — усмехнулась Миша.

На самом деле она набрала около пяти или более фунтов. Сначала она расстроилась, но Таль одобрил. Весь вес пришелся на ее задницу.

— Я не разговаривала с тобой почти неделю, как дела? Где ты сейчас? — спросила Лейси.

— На побережье, и у меня все хорошо. Потом мы поедем в Стамбул.

— Я бы убила за то, чтобы быть тобой. И просматривая наши расписания, я тут подумала, Боб с ребенком собирается навестить его маму… и возможно, мне удастся избежать этого и навестить тебя! Есть ли в Стамбуле что-нибудь интересное? — спросила Лейси.

Миша проглотила стон.

— Без понятия. Давай пока немного повременим, Лейс, — медленно сказала она.

— Говоришь как-то грустно. Что-то случилось? — спросила ее подруга.