— Таль, я хочу, чтобы ты… постой, неделю!? Я хотела посмотреть достопримечательности, — пожаловалась она, стараясь не рассмеяться.
— Что случилось с моей хорошей девочкой? Кто ты такая? Ну, все, я преподам вам урок, миссис… — его голос оборвался, и они уставились друг на друга. Он прочистил горло. — Я не могу тебя так называть.
Миша кивнула.
— Я и не хочу, чтобы ты так меня называл.
— Твоя девичья фамилия, — произнес он скорее как утверждение, чем как вопрос, и откинулся на пятки.
— Дуггард, — ответила она, когда он взял ее левую руку.
По прибытии в Позитано она снова надела кольца. Таль их снял.
— Мисс Дуггард, приятно познакомиться, — сказал он, оставляя ее кольца на ночном столике.
— Спасибо, мистер Канаан, мне тоже несказанно приятно.
— Уж я об этом позабочусь.
Поскольку теперь она была мисс Дуггард, Таль настоял на том, чтобы сводить ее на настоящее свидание и познакомиться с этой новой женщиной.
— Надеюсь, она не такая нервная, как последняя цыпочка, которую я трахал, — сказал он, одеваясь. Его багаж доставили поздно ночью.
— Да? И кто она была? — спросила Миша, наклоняясь к зеркалу, чтобы накрасить глаза.
— Миссис Рапапорт.
Она бросила в него кусок мыла.
Они пошли на свидание днем, на обед в модное кафе. Таль заказал столик на балконе над утесом с видом на океан. Миша вдыхала соленый воздух, радуясь жизни. Радуясь отсутствию мыслей о том, что ей принесет следующий вечер.
— Итак, мисс Дуггард — Миша — расскажи мне больше о себе, — настаивал он.
Она отпила чай.
— Что ты хочешь узнать?
— Ну, ты очень экзотичная.
Она удивленно моргнула.
— Я? Скучный, старый, страховой агент!? — воскликнула она.
— Боже, как же ты раздражаешь. Ты не просто страховой агент, дурочка, ты — женщина, с сиськами, задницей и ногами до небес, с не сходящей с лица улыбкой и остроумием, которому нет равных. Ты, вообще, смотришься в зеркало? — спросил Таль.
Миша покраснела.
— Нет. Не часто. Уже нет.
— Видишь? Ты раздражаешь. Какой у тебя отец?
— Мой отец? Он классный. Вырос в Канзасе, затем переехал в Детройт, чтобы пойти учиться. Встретил мою маму, а остальное уже история. Он мой друг, я люблю его больше всех на свете.
— А твоя мама? Она классная? — продолжил Таль.
— Да, по-матерински, — ответила Миша, обдумав вопрос.
— Что это значит?
— Мы не совсем понимаем друг друга, понимаешь? Она наполовину китаянка, а ее мама была суперстарой закалки и очень строгой. Итак, вот я, этакая дворняжка, немного китаянка, много немка и голландка — абсолютная американка. Мне хотелось танцевать и знакомиться с мальчиками, а ей хотелось, чтобы я училась и стала нейрохирургом или кем-то в этом роде. Она суперподдерживающая и милая, но… ох, для нее я именно такой ребенок, — попыталась объяснить Миша.
— Китаянка! Я думал, ты пуэрториканка, — пробормотал Таль, блуждая глазами по ее лицу.
— О чем ты?
— О твоей национальности. У тебя потрясающая внешность, твои родители — идеальное сочетание. В мире должно быть больше китайско-немецко-голландских детей, — прокомментировал он. Она снова покраснела.
— Ну, а что насчет тебя, высокого, смуглого и острого на язык? Какова твоя история? — спросила она, откидываясь на спинку стула, пока официант подавал им блюда.
— Я? Обычный хороший мальчик, выросший в Нью-Йорке, — ответил он. Но она уже знала это из их многочисленных разговоров.
— Если ты собираешься приставать ко мне с вопросами, то сам тоже должен что-нибудь сказать, — заметила она.
Он вздохнул.
— Я родился в Иерусалиме. Моя семья переехала в Нью-Йорк… в Бруклин. Когда мне было тринадцать, мы вернулись в Иерусалим. Когда мне было восемнадцать, я присоединился к Армии обороны Израиля.
— Значит, твои родители оба из Израиля? — спросила она.
Он покачал головой.
— Нет. Мама родом из Нью-Йорка, по большей части она итальянка. Ее родители-католики были недовольны, когда она решила выйти замуж за моего очень еврейского отца. После моего рождения они ее простили, поэтому мои родители вернулись в Штаты. Но моему отцу там не нравилось, а маме было все равно, где мы будем жить, поэтому мы вернулись в Израиль, — уточнил он.
— О. И когда ты в последний раз приезжал в Штаты?
— Никогда.
— Что?
— Я так и не вернулся. В Америке мне не нравилось, и причин возвращаться туда у меня никогда не было. Оба моих дедушки и бабушки умерли, так что там не осталось никого, кого можно навестить. Я был занят на службе в армии, затем работой. Когда видишь разные уголки мира, Америка не так уж хороша.