— Откуда ты все это знаешь? — спросила она, размахивая рукой перед лицом.
— У меня есть друзья, которые держат меня в курсе, — небрежно ответил он.
— Друзья, которые знают о готовящихся терактах, вот так просто звонят тебе и сообщают о них? — попыталась она уточнить.
Таль вздохнул и уселся на кровать, прислонившись к подушкам рядом с ней.
— Слушай… я не могу тебе сейчас все объяснить, ладно? Я знаю кое-кого, кто в курсе некоторых вещей. Я знал, что в районе твоего офиса возможен теракт. А сегодня утром мне позвонили и сказали, что эта возможность стала фактом.
— Ты знал о возможности и позволил мне пойти туда!?
— Эй, я пытался отговорить тебя не ходить на работу. Долгое время.
— Да, но ни разу не было сказано «эй, тебя могут подстрелить!» Меня было бы легче убедить, если бы ты упомянул об этом! — рявкнула она.
— Я не мог этого сказать, детка, — вздохнул он.
— Почему!?
— Я не могу объяснить.
Миша почувствовала, что начинает злиться. Она попыталась встать с кровати, ворча себе под нос:
— Меня, черт возьми, уже тошнит от этого ответа.
— Я знаю. И обещаю, я…
— И от этого тоже. Я слишком часто его слышу. Когда настанет подходящее время, Таль!? Господи, ты террорист?! — внезапно выдохнула она, глядя на него широко распахнутыми глазами.
Он расхохотался.
— Нет, я не террорист. Успокойся, — фыркнул он, схватив ее за запястье и потянув обратно на кровать.
— Почему ты ничего не можешь мне рассказать? Я думала, мы вместе в этом, — она сменила тактику, смягчив голос и хлопая ресницами.
Таль нахмурился.
— Мы вместе. Слушай, день выдался тяжелый. Ты выглядишь измученной. Почему бы тебе не расслабиться и не вздремнуть. Я сделаю несколько телефонных звонков. Когда ты проснешься, обещаю — обещаю — я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, — предложил он.
Хм. Миша была так взбудоражена, в ней бушевало столько адреналина, что казалось, она могла бы пробежать марафон. Сон был не вариантом. Но она также очень хотела задать много вопросов, и было ясно, что Талю нужно время, чтобы собраться с мыслями и ответить на них. Она вздохнула.
— Могу я принять душ?
— Хм?
Она хотела дать ему пространство и вытащить из волос осколки стекла, так что он провел ее в ванную. В душе она не торопилась, позволяя горячей воде проникнуть в ее напряженные мышцы. Когда пришло время выходить, она смогла вымыть голову только шампунем, потому что у глупого мужчины был только он. О миссис Канаан беспокоиться точно не стоило — женщине не обойтись без кондиционера. Она обернула большое, грубое на ощупь полотенце вокруг тела и вышла в гостиную.
— Где ты? — крикнула она, вытирая волосы полотенцем поменьше.
— Здесь!
Миша направилась в спальню. Она была маленькой, скорее, большой уголок, чем комната, большую часть которого занимала кровать. Вдоль обеих стен тянулись маленькие книжные полки, перед одной из которых стоял Таль, держа в руках большой альбом.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Просматриваю старые фотографии.
Она встала рядом с ним и заглянула в альбом. Затем рассмеялась. На открытой странице была куча фотографий времен его армейской службы.
— Ты очаровательный! — проворковала она.
Он хмыкнул.
— Замолчи.
— «Очаровательный», наверное, — неподходящее слово, но «чертовски сексуальный» — самое то.
На фотографии Таль был молод, лет восемнадцати или девятнадцати. Такой же загорелый, даже с той же темной щетиной. Вокруг лба повязана бандана, или флаг, или что-то еще, волосы откинуты назад, а из уголка губ свисала сигарета, и он дерзко и лукаво ухмылялся в камеру.
Однако когда Миша опустила взгляд ниже, фотография несколько потеряла свою очаровательность. Таль был одет в полную военную экипировку: камуфляжные штаны, такая же куртка, поверх нее — бронежилет. В руках он держал устрашающего вида винтовку, — М16 или как там ее называли, — а другое оружие было пристегнуто к его поясу.
— Где это было снято? — спросила Миша, проводя пальцами по фото.
— На военной базе. Биранит, неподалеку от Галилеи, — сказал он с сильным акцентом, чего она никогда раньше от него не слышала. Он говорил по-итальянски с таким явным американским акцентом, что даже она могла его распознать, а она даже не говорила по-итальянски.
— Ты умеешь говорить… — она попыталась вспомнить, какой язык в Израиле, — …на иврите?
— Да, разговаривал на нем чуть ли не с самых пеленок, и на арабском, и на английском. Выучил итальянский, когда мы переехали в Америку.