— Тот номер… о, боже… тот номер прослушивался, да? И номер в Риме тоже, — она почти задыхалась.
— Да. Еще до того, как ты зарегистрировалась в отеле в Риме, мы прочесали тот номер и установили жучки, — мягко сказал он.
— Они все видели? — взвизгнула она.
— Никто ничего не видел, Миша. На улице не было ни фургона, ни чего-то подобного.
— Но запись есть. Где-то в какой-то гребаной охранной компании есть запись с «лучшими хитами», где я изменяю мужу, расстаюсь с мужем. Ссорюсь с тобой, трахаю тебя, о, боже, меня тошнит, — простонала она, наклоняясь вперед и опуская голову между колен.
— Детка, клянусь, их никто не услышит. Сотера никогда не заходил к тебе в комнату, причин слушать их нет, — заверил Таль, снова присаживаясь перед ней на корточки.
— Мне плевать. Записи существуют. Ты использовал меня. Ты использовал меня, — закричала она, вцепившись пальцами в затылок.
— Нет. Я скомпрометировал миссию и чуть не потерял работу из-за тебя, — возразил он.
— Иди на х*й! Ты должен был сказать мне! У тебя было столько возможностей рассказать мне! На пляже! Почему ты ничего не сказал?! — кричала она, раскачиваясь взад-вперед.
— Я не мог, детка. Не мог, — прошептал он.
— Ты мог. Но ты этого не сделал.
— Не сделал.
— Я была для тебя работой.
— Нет.
— Гребаной работой.
— Нет. Ты не была работой, детка, правда. Я пытался защитить тебя, пытался уберечь от этого. Вот почему вытаскивал из определенных ситуаций.
— Вот почему ты не хотел, чтобы я летела в Турцию… я бы узнала.
— Нет. Я не хотел, чтобы ты летела, по той же причине, по которой мне не нравилось, что ты работаешь в Риме — это было опасно. Сотера опасный человек. Вот почему я всегда пытался заставить тебя прогулять работу, — напомнил ей Таль.
Глупая, я думала, это потому, что он просто хотел провести со мной время.
— Поэтому мы возвращались в мой номер, где все, что мы делали, отслеживалось. Боже… о, боже, о, боже.
— Все, что я говорил, было серьезно, детка…
— Я не твоя детка! — взвизгнула Миша, мгновенно выпрямляясь.
Таль грустно улыбнулся и коснулся ладонью ее щеки.
— Ты мое всё, — прошептал он.
Она отшатнулась от кровати, от него. Втягивала воздух, но не получала кислорода. Ей казалось, что она может потерять сознание или ее вывернет. Возможно все вместе. Не понятно, в каком порядке.
— Лжец. Ты лгал мне. Обо всем. Вел себя так, будто не знал меня. Представился… бл*ть… невероятно. Ты знал меня, а я понятия не имела, кто ты. У тебя была цель, миссия, работа. Все эти дни, все это время ты просто притворялся.
— Ты знаешь меня, Миша. Ты знаешь меня, — подчеркнул Таль, направляясь к ней.
— Нет. Мне кажется, я встретила тебя только сейчас, и этот мужчина мне не очень нравится, — закричала она, толкая его в грудь, когда он приблизился к ней.
— Ты любишь этого мужчину, — напомнил он.
— Как я могу любить того, кого не знаю!? — закричала она, отталкивая его и отбиваясь, когда Таль ее обнял.
— Ты знаешь. Ты знаешь меня и любишь, — повторял он.
Она кричала, плакала и толкала его, но он только держал крепче. Прижимал ее к себе. Обнимал, пока она рыдала.
— Нет. Я не знаю тебя. Не знаю, не знаю, не знаю. Я не знаю этого мужчину. Как ты мог так поступить со мной? Я любила тебя.
Плакала она долго. Таль опустил их, усаживаясь на пол, и ей это напомнило об их последнем совместном дне в Риме, отчего ей стало только хуже. Она думала, что сообщить ту новость Майку было самым худшим в ее жизни?
Она ошибалась.
— Миша, — прошептал Таль, его горячее дыхание касалось ее уха. Она не была уверена, как долго они просидели; достаточно, чтобы она перестала с ним бороться. — Ты солгала своему мужу, чтобы быть со мной. А я солгал тебе, чтобы быть с тобой.
— Я хочу, чтобы ты ушел, — прошептала она в ответ.
— Нет.
— Пожалуйста.
— Нет.
— Сейчас я не могу иметь с этим дела, Таль. Сначала Майк, потом документы о разводе, а теперь это. Боже, я всегда знала, что я слабая, но, черт возьми, ты действительно меня добил, — плакала она в его объятиях.
— Я не добил тебя. Ты сильная, — заверил он.