— Вы с меня пример берите! — уже весело и громко говорил Шамогонов.
— Ему, Анка, жениться — что в баню сходить, — пробасил Алексей.
И тогда уж я справилась с собой, подняла голову. Сначала увидела его глаза и лицо, улыбавшееся мне, а потом и серо-голубую воду за его спиной, и небо над головой, и солнце, запутавшееся в Лешиных русых пышных волосах. И сразу же снова стала слышать грохотанье верфи, сигналы кранов, гудки буксиров… Поглядела на Белова. Он спокойно улыбался мне, и в глазах его, глубоко запавших под выпуклым лбом, было такое же доброе понимание, как и у моего отца. И я упрямо сказала:
— И все-таки, Степан Терентьевич, хорошо тут!
— А? — сказал он, посмотрев на всех, и они вдруг начали хохотать, глядя на меня.
Я сначала крепилась, а после тоже засмеялась вслед за ними.
Они докурили, бросили окурки в ведро, поднялись с ящика, подошли к огромному редуктору лебедки, стоявшему на брусьях. Все надели рукавицы, и я тоже.
Подняла голову, поискала глазами грузовые детали.
— Правильно, — понял меня Белов, — вот они.
А Леша с Шамогоновым, будто получив наконец-то команду от Белова, тотчас нагнулись, стали устанавливать над редуктором тали. Патронов поднял с палубы трос, по-прежнему точно тая насмешку, и спросил:
— Интересно, а в училище говорили, как правильно застрапливать тяжеловесы?
— Говорили! — я решительно взяла у него из рук трос, нагнулась и стала заводить его под редуктор так, чтобы при установке на фундамент трос не придавило тяжестью редуктора, чтобы его можно было свободно вынуть.
Хорошо бы сократить фамилию Патронова, чтобы прозвище это больше соответствовало его длинной и худой фигуре, — подумала я, сердясь на него; ну, к примеру, просто Пат. И сразу удовлетворенно успокоилась, когда Белов одобрительно хмыкнул:
— Правильно, Анка, — и оба они с Патом стали помогать мне.
До обеда мы установили редуктор на фундамент, даже успели проверить: отверстия в палубе и редукторе совпадали точно. К этому времени у меня уже было надежно-бодрое состояние, даже радостное. Во-первых, я почти не устала, хотя работала совершенно на равных со всеми, только раскраснелась да расстегнула воротник комбинезона. Поначалу они старались принять на себя тяжесть побольше, но я сказала:
— Не обижайте меня: тут я вам не дама, кавалеры.
И они только чуть улыбнулись… Будто и уважительно даже.
Во-вторых, мне просто полезна физическая работа, как всякому молодому и здоровому человеку, это я еще в училище заметила. Поэтому я как-то повеселела… То есть когда наша бригада, чтобы передохнуть минутку, закуривала, машинально вытирая пот, я говорила:
— А теперь на секундочку расслабимся, подышим поглубже.
Или:
— Легче нашему теленку: реже начал он дышать.
Или:
— Теперь я понимаю, почему мужчины уравняли нас с собой: одним-то им не управиться на земле-матушке!
И они улыбались.
А в-третьих, мне кажется, было приятно еще и потому, что мы делали серьезную работу: когда судно выйдет в море и оно заштормит, любая наша недоделка может сказаться самым роковым образом. И впервые поняла я: решительно все, любая мелочь, самая незначительная на первый взгляд, делалась здесь очень грамотно. В училище я и не представляла, что тот же редуктор, к примеру, может устанавливаться на фундамент так обдуманно, когда каждое твое движение должно быть наполнено смыслом. Все потому, что море не прощает ошибок и работничка вроде нашего водопроводчика Трофки на пушечный выстрел нельзя допускать к нашему делу.
А о главном, за что я по-особенному и сейчас люблю свою работу, я, наверное, даже и не сумею сказать. Это я тоже впервые почувствовала в тот же первый день. Я знаю, что это может показаться смешным, но уж такой я человек. Коротко говоря, это настоящая мужская работа. И делают ее тоже настоящие мужчины, а не Трофки и не киноковбои: в моих товарищах все от простого русского мужика и ничего нет от парня, стреляющего с бедра, любящего покрасоваться. И делают они ее ровно, уверенно-спокойно и обдуманно, так что, неспешная с виду, она выходит удивительно спорой. И вся атмосфера в нашей бригаде такая же, по-деловому ровная и уверенно-спокойная. Только потом я тоже поняла, что создается эта надежность умением и силой, которые каждый чувствует в себе; и привычкой — любовью к своему делу. И я-то тоже — и это самое главное! — вместе с ними, на равных с ними!
В общем, когда начался обед, они закурили, а Патронов сказал, удивленно глядя на меня:
— А ты, Анка, вполне… То есть извини, что я поначалу сомневался в тебе.