Руководители многочисленных кружков и студий, пионервожатые и воспитатели, жили в маленьких домиках, и надо было договариваться с соседями по комнате задержаться в столовой, в клубе или читальне, чтобы дать возможность той или иной паре побыть в домике наедине. Прогуливаясь после отбоя по комаровскому пляжу, Ирочка слушала рассказы Юры о прекрасных натурщицах, которые прямо там в классе после сеанса или даже в перерыве заходят за ширму и занимаются любовью с молодыми художниками. «Как это прямо в классе?» — не поверила Ирочка, на что Юра ни минуты не усомнившись, клятвенно обещал привести Ирочку в класс, где она все увидит самолично. Когда же, вернувшись в Питер, Ирочка время от времени напоминала молодому художнику о том, что он обещал взять ее с собой на урок обнаженной натуры, каждый раз оказывалось, что очередная натурщица простужена, и сеанс переносится. Наконец, Ирочка, не терпевшая запутанности в отношениях со своими поклонниками, сама отправилась в Академию, благо путь был недалеким: от Кировского проспекта прямиком на такси до стрелки Васильевского острова, а после — по Университетской набережной, мимо крылатых львов-сфинксов — до здания Академии художеств. Ирочка узнала у вахтера номер учебной студии, поднялась по мраморной лестнице, нашла класс и заглянула. На стуле, установленном на возвышении, сидела старуха с распущенными седыми волосами, спадавшими на грудь и спину. Старуха была обнаженной, но возраст и жизнь настолько избороздили ее кожу и покривили ее кости, что никому и в голову бы не пришло назвать ее натурщицей. Ну, разве — моделью старой женщины. Какие тут ширмы и любовные сеансы! Ирочка тихонько затворила дверь, выбежала на набережную, схватила такси и вернулась домой. Юра звонил, но Ирочка отказывалась от встреч. Их дружба разладилась. «С тех пор мы не виделась с Юрочкой Димовым!» — вздохнула Ирочка. «А хотела бы?» «Сама не знаю, столько лет прошло. Не люблю друзей терять, а после разыскивать!» «Давай, я найду его!» В канцелярии Академии художеств дали мне адрес художественных мастерских при московской киностудии «Мультфильм», куда Юрий Львович Димов был распределен после получения диплома художника-живописца.
Да и сейчас, когда прошло около полувека от начала образования этой необычной компании, мне очевидно, что Ирочка была силовым стержнем винтовой лестницы, которая стремилась вверх и вверх, набирая новые витки, по которым мы карабкались вслед за нашей возлюбленной. Иногда уходили годы, пока наращивался новый виток, иногда рушились целые пролеты, на восстановление которых уходили годы, но никто, однажды попав в поле притяжения Ирочки, не выпадал окончательно. Я это знал, чувствовал с самого начала нашей дружбы — моей влюбленности в нее. Знал, как Ирочка переживает потерю художника Димова. Знал, что ей надо помочь. Тем более что в Ирочкин план входила экспедиция за березовыми грибами — сырьем для противоракового отвара чаги. Ирочка хотела составить экспедицию только из близких людей, входивших в ее окружение. «Хорошо бы к отчету о будущей экспедиции приложить альбом зарисовок: березовый лес, наросты на стволах и прочие красоты нетронутой природы. У меня есть предположение, судя по немногочисленным статьям о березовых грибах, что наибольшим противораковым эффектом обладают грибы чаги, выросшие в чистых, незагрязненных химическими продуктами березовых рощах. Димов бы все это зарисовал». Практицизм, перемежающийся с романтичностью, стал важной чертой характера нашей королевы. Или начал проявляться в открытую? «А чем плох фотоальбом?» — спросил я. «Конечно, и фотоматериал потребуется, — сказала Ирочка. — Но живые рисунки убедительнее. И по Юрочке я соскучилась!»