— И это дело, — согласился снова Плешаков. — Надо об этом подумковать.
Проводив сына, хозяин с семьей вернулся в комнату. Горшков спросил у него:
— А что это хата-то напротив пустая? Никто в ней не живет, что ли?..
— Хозяева выехали оттель совсем, — пояснил казак. — Живут в Новочеркасске… А чего это вы заинтересовались этим, а?..
— Да, видишь, хозяин, в чем дело-то, — сказал Плешаков, — признаться, дюже мы устали. Все отступаем и отступаем от красных, измучились. Охота была б поспать часок… Вас-то мы не хотели б беспокоить… А вот ежели бы нам в этой хате поспать, никому б и не помешали.
— Да ведь там холодно, — заметил хозяин.
— А ежели б протопить соломой?
— А что ж, — подумал хозяин, — это дело можно сварганить… Ключ-то у меня от той хаты… И соломы могу дать… Только вот не боитесь красных-то?.. Могут ведь наскочить.
— Красные еще далеко, — сказал Плешаков. — Мы б успели отдохнуть немного… А то ежели мы не отдохнем, так свалимся где-нибудь на дороге.
— Как хотите…
Хозяин пошел с нами, открыл хату, показал, где взять соломы. Мы затопили печь, попросив у казака котел, вскипятили чай и начали чаевничать.
Так мы блаженствовали с час. Вдруг Горшков всполошился, подбежал к окошку. На улице стоял какой-то всадник, разговаривал с нашим хозяином.
— Это он про нас говорит, — сказал Горшков. — Надо удирать!.. Проклятый казак донес!..
Всадник, многозначительно кивнув на нашу хату, помчался куда-то. Плешаков выбежал в сени узнать, кто это. Тотчас же он вернулся и таинственно поманил нас.
— Пойдите-ка сюда!
Мы вышли в сени. Плешаков, открыв дверь, указал:
— Смотрите!
Километрах в трех-четырех от нас пролегала дорога, по которой шли сейчас войска по направлению к хутору Хорошенькому.
— Вот это, наверно, и есть отряд генерала Мешкова, — сказал я.
— Определенно, — мотнул головой Горшков. — Быстро собирайся!.. Пошли!.. А то нас тут, как кур, переловят…
В одно мгновение мы оделись и, забрав свои узелки, выбежали из хаты.
— Пошли за мной, односумы! — сказал Плешаков. — Надо бы хозяину этому бока намять, да черт уж с ним… Навроде все-таки покормил нас.
Шли мы быстро, иногда даже бежали рысью, часто оглядывались — не гонятся ли за нами. Но погони пока не было…
Мы отошли от хутора, видимо, уже километра на три-четыре и продвигались по краю балки, сплошь заросшей кустарником. Вдруг на противоположной стороне балки часто застучали выстрелы. Пули просвистели у нас над головой.
— Погоня! — крикнул Плешаков и, пригнувшись, ринулся вниз, в кусты.
Мы последовали за ним.
Перед вечером мы остановились у хорошо укатанной дороги, перерезавшей нам путь.
— Что будем делать, братцы? — сказал Плешаков и почесал в затылке. — Куда пойдем: направо или налево, а?.. Налево пойдешь — смерть получишь в лоб, а ежели направо — так в затылок…
Из затруднительного положения нас вывел казак, ехавший по дороге в санях.
— Здорово, односум! — приветствовал его Плешаков. — Остановись!
— Слава богу! — ответил тот, приостанавливая лошадь, настороженно вглядываясь в нас.
— Ты куда едешь, станишник?
— В Луковскую станицу.
— А кто там сейчас: белые или красные?
— Ни красных, ни белых у нас зараз нету, — ответил казак.
— А далеко ли до Луковской? — спросил у него Плешаков.
— Да верст десять будет…
— Будь добр, подвези нас… Можно?..
— Да садитесь, — сказал казак. — Мне не жалко.
Часа через два мы были в Луковской. Переночевали там. Утром направились в Урюпинскую.
Усталые, измученные, к вечеру мы пришли в окружную станицу. Я повел своих друзей ночевать к моим родственникам, Юриным.
Утром мы все четверо отправились к военному комиссару. Нам выдали справки и отпустили домой.
В комитете бедноты
Недели две-три я отдыхал дома, отсыпался, набирался сил.
Однажды мне принесли из станичного ревкома записку, просили зайти к самому председателю, Земцову Матвею Афанасьевичу.
Хотя я за собой никакой вины и не чувствовал, но всполошился не на шутку. Матвей Афанасьевич был человек суровый, угрюмый. Его все побаивались.
«Зачем это он меня вызывает?» — думал я встревоженно.
На следующий день я пошел в станицу. Секретарь ревкома доложил обо мне Земцову. Тот велел впустить меня к нему в кабинет.
— Садись, — кивнул на стул Земцов.
Я робко присел на табурет.