В Париже я по-прежнему брал уроки у старика Кребийона, но несмотря на это мне нередко случалось, из-за того, что язык мой полон был итальянизмов, сказать что-нибудь в обществе помимо воли, и в речах моих почти всегда выходили весьма занятные шутки, которые затем все друг другу повторяли; однако испорченный язык вовсе не подавал никому повода усомниться в моем уме и, напротив, доставлял мне приятные знакомства. Многие дамы, имевшие в обществе вес, просили меня учить их итальянскому языку, дабы, как они говорили, доставить себе удовольствие наставлять меня во французском, и от сего обмена оказался я в выигрыше.
Однажды поутру г-жа Преодо, одна из моих учениц, приняла меня еще в постели и сказала, что ей не хочется учиться, ибо вечером она приняла лекарство. Я спросил, получилось ли у нее ночью разгрузиться .
— Что такое вы спрашиваете? Что это за диковина? Вы невыносимы.
— Черт побери, сударыня, для чего ж принимают лекарство, как не для того, чтобы разгрузиться?
— Лекарство прочищает, сударь, а не заставляет что-то там разгружать, и чтобы вы в последний раз в жизни употребили это слово.
— Теперь, подумав, я понимаю, что меня можно не так понять; но воля ваша, это слово приличное.
— Хотите позавтракать?
— Нет, сударыня, я уже завтракал. Выпил кофе с двумя савоярами.
— Ах, Боже мой! Я пропала. Что за кровожадный завтрак! Объяснитесь.
— Я выпил кофе, как всегда по утрам.
— Но это глупо, друг мой; кофе — это зерна, что продают в лавке, а то, что пьют — это чашка кофе.
— Отлично! Что ж, вы пьете чашку? У нас в Италии говорят «кофе», и всем достает ума догадаться, что зерна не пьют.
— Он еще спорит! А как это вы проглотили сразу двух савояров?
— Обмакнув в кофе. Они были не больше тех, что лежат тут у вас на ночном столике.
— И это вы называете савоярами? Надо говорить «бисквиты».
— В Италии мы зовем их савоярами, сударыня, ибо мода на них пришла из Савойи, и я не виноват, что вы решили, будто я съел двоих рассыльных из тех, что торчат по углам улиц для услужения публике и которых зовете вы савоярами, хотя они, может статься, родом из совсем других мест. Впредь, применяясь к вашим обычаям, я стану говорить, что съел бисквиты; но позвольте заметить вам, что название «савояры» для них более подобает.
Тут является ее муж и, выслушав отчет о наших спорах, смеется и говорит, что я прав. Входит племянница ее, девица четырнадцати лет, разумная, сообразительная и очень скромная; я дал ей пять-шесть уроков, и для того что она любила язык и весьма старалась, то начинала уже говорить на нем. Вот роковое приветствие, каким она встретила меня:
— Signore sono incantata di vi vedere in buona salute[24].
— Благодарю вас, мадмуазель, но чтобы передать слово «счастлива», надобно сказать «ho piacere». И еще: чтобы передать «видеть вас», надобно сказать «di vedervi», а не «di vi vedere».
— Я думала, сударь, что член «vi» вставляется перед словом.
— Нет, мадмуазель, мы этот член вставляем сзади.
Тут оба супруга покатываются со смеху, барышня краснеет, а я смущаюсь отчаянно, что сболтнул эдакую глупость; но слова не вернешь. Надувшись, берусь я за книгу в тщетном ожидании, чтобы кончили они наконец смеяться; но случилось это больше чем через неделю. Несносная эта двусмысленность обошла весь Париж, я бесился, но постигнул в конце концов силу языка, и с той поры успех мой поубавился. Кребийон долго хохотал, а потом объяснил, что надобно было сказать не «сзади», а «после». Так развлекались французы ошибками, что делал я в их языке, но я недурно отыгрывался, раскрывая некоторые его смехотворные обычаи.
— Сударь, — спрашиваю я, — как здоровье почтенной супруги вашей?
— Вы ей делаете много чести.
— Честь ее меня не волнует; я спрашиваю, как ее здоровье.
В Булонском лесу молодой человек падает с лошади; я бегу помочь ему подняться, но он уже проворно вскакивает на ноги.
— Не причинили ли вы себе какого вреда?
— Напротив, сударь.
— Стало быть, падение пошло во благо.
Я в первый раз принят госпожою Председательшей; является племянник ее, блистательный щеголь, она представляет меня, говорит имя и откуда я родом.
— Как, сударь, вы итальянец? Клянусь честью, вы держитесь столь учтиво, что я бы побился об заклад, что вы француз.