Я просил назначить день и, когда он был выбран, писал Ватрену:
«Дорогой Ватрен, приготовьте дерево. В такой-то день мы переночуем у Коллине и назавтра, с пяти часов утра, будем в Вашем распоряжении».
Вы ведь знаете Коллине, не правда ли? Это хозяин «Домика Генриха IV», превосходный повар.
Когда попадете в Сен-Жермен, закажите ему, сославшись на меня, котлеты по-беарнски: потом вы меня поблагодарите.
Так вот, Ватрен приходил к Коллине и, подмигивая, как присуще ему одному, говорил:
— Дело сделано.
— Дерево приготовлено?
— Немножко.
— А сойка?
— Есть.
— Тогда вперед!
Я же, повернувшись к обществу, объявлял:
— Дамы и господа, хорошая новость! У нас есть сойка.
Чаще всего никто не понимал, что я хотел сказать.
Тем не менее это было очень важно, ибо обеспечивало успех завтрашней охоты. Добыв сойку, мы знали, что ловля на манок будет удачной.
Объясним же все значение слов «у нас есть сойка».
Лафонтен, которого упорно называют «старичок Лафонтен», как Плутарха называют «старичок Плутарх», сочинил басню о сойке.
Он озаглавил эту басню «Сойка, нарядившаяся в павлиньи перья».
Чистая клевета!
Сойка, одно из тех созданий, в чьей голове возникает больше всего дурных мыслей, никогда и не думала — готов в этом поклясться! — о том, что приписывает ей Лафонтен: наряжаться в павлиньи перья.
Заметьте, я не только утверждаю, что она никогда в них не наряжалась, но ставлю сто против одного, что злосчастной птице это никогда и в голову не приходило.
Однако лучше бы ей наряжаться в павлиньи перья, чем делать то, что она делает: она не имела бы столько врагов.
Так что же делает сойка?
Вам известен миф о Сатурне, пожиравшем своих детей? Ну, так сойки как родители лучше, чем Сатурн: они едят только чужих детей.
Теперь вы понимаете, как ненавидят сойку синицы, чижи, зяблики, щеглы, соловьи, славки, коноплянки, снегири и малиновки за то, что она проглатывает их яйца или съедает их птенцов.
Они смертельно ненавидят ее.
Только ни одна из этих птиц не может помериться силами с сойкой.
Но когда с сойкой приключается несчастье, горе, беда, все окрестные птицы ликуют.
Итак, для сойки несчастье, горе, страшная беда — попасть в руки птицелова, и в то же время для птицелова поймать сойку — большая удача; после того как птицелов приготовил дерево, то есть оборвал на нем листья, сделал на ветвях надрезы и вставил в эти надрезы смазанные клеем прутья; после того как он построил под этим деревом свой шалаш, покрыв его дроком и папоротником; после того как он, один или с компанией, вошел в этот шалаш, — вместо того чтобы при помощи листка пырея или кусочка шелка подражать пению или, вернее, крику разных птиц, — ему, если у него есть сойка, достаточно достать ее из кармана и выдернуть у нее перо из крыла.
Сойка издает крик.
Этот крик разносится по всему лесу.
В тот же миг все синицы, зяблики, чижи, снегири, славки, малиновки, соловьи, щеглы, красные и серые коноплянки — все, сколько их есть в лесу, вздрагивают и прислушиваются.
Птицелов выдергивает из крыла сойки второе перо.
Сойка снова кричит.
И тогда начинается праздник для всей пернатой братии: ясно, что с общим врагом случилось какое-то несчастье.
Что могло с ним случиться?
Надо взглянуть! Где он? С какой стороны? Здесь? Там?
Птицелов выдергивает из крыла сойки третье перо.
Сойка кричит в третий раз.
— Это здесь! Это здесь! — хором кричат все птицы.
И они все вместе — стаей, тучей — устремляются к дереву, у подножия которого три раза раздавался крик сойки.
Ну, а поскольку дерево снабжено клейкими прутьями, всякая птица, которая на него опустится, оказывается пойманной.
Вот почему я говорил своим гостям, представляя им Ватрена: «Дамы и господа, хорошая новость! У нас есть сойка».
Вы видите, дорогие читатели, что со мной все становится ясным, только надо дать мне время, особенно, когда я пользуюсь методом Вальтера Скотта.
Так вот, к этому славному Ватрену — у кого я дружески позаимствовал его имя, чтобы одарить им главного героя моего романа «Катрин Блюм», — я и отвел Причарда.
V
ВАТРЕН И ЕГО ТРУБКА
Ватрен бросил на Причарда презрительный взгляд.
— Так! Еще один englishman[3]! — сказал он.
Прежде всего вы должны познакомиться с Ватреном.
Ватрен — мужчина пяти футов шести дюймов ростом, худой, костлявый, с резкими чертами. Нет таких зарослей колючих кустарников, каких не рассекли бы его ноги в длинных кожаных гетрах; нет такой чащи, сквозь которую не продрался бы его острый, словно чертежный угольник, локоть.