Во всяком случае, Д. А. Милютин крупнейший российский политический и военный деятель. И заслуживает, если не бюста на родине, то хотя бы надгробия над костями. Удивительно, почему до сих пор не восстановлена его могила. Причем, в отличие от многих новодевичьих покойных, место, где находилась его могила, доподлинно известно. Д. А. Милютин был похоронен слева от входа в Успенскую церковь у края дорожки. На этом месте, или совсем рядом с ним, сохранилось надгробие его брата — товарища министра внутренних дел Николая Алексеевича Милютина (1813–1872), тоже известного реформатора, много сделавшего в деле освобождения крестьян в 1861-ом, а также сына — генерал-лейтенанта, графа Алексея Дмитриевича Милютина (1845–1904).
В 1896 году крупный ученый, специалист по италийской филологии и заведующий кафедрой истории искусств Московского университета Иван Владимирович Цветаев обратился ко всей московской общественности с призывом жертвовать средства на создание музея изящных искусств. Откликнулись многие. Кто-то пожертвовал пятьсот рублей, кто-то целую тысячу. Самая щедрая меценатка — В. А. Алексеева — передала капитал в сто пятьдесят тысяч. Причем поставила условие, чтобы музей назывался именем Императора Александра Третьего. Но этих средств Цветаеву хватило бы разве на фундамент колоссального здания архитектора Романа Ивановича Клейна. И, казалось, что положение безвыходное. Не поднимется же музей сам собою, как, по еврейской мифологии, должен подняться из земли храм Соломона! Цветаеву было впору отчаяться, возроптать. Но неожиданно, будто по Божьему произволению, спаситель этого амбициозного проекта нашелся. Главным меценатом строящегося московского музея стал житель Петербурга Юрий Степанович Нечаев-Мальцов. Знаменитая дочь И. В. Цветаева — Марина Ивановна Цветаева писала: «Нечаев-Мальцов был крупнейший хрусталезаводчик в городе Гусеве, потому и ставшим Хрустальным. Не знаю почему, по непосредственной ли любви к искусству или просто „для души“ и даже для ее спасения (сознание неправды денег в русской душе невытравимо), — во всяком случае, под неустанным и страстным воздействием моего отца … Нечаев-Мальцов стал главным, широко говоря — единственным жертвователем музея, таким же его физическим создателем, как отец — духовным. (Даже такая шутка по Москве ходила: „Цветаев-Мальцов“)».
По свидетельству М. И. Цветаевой всего Нечаев-Мальцев вложил в Музей изящных искусств гигантское состояние — три миллиона рублей. (По другим данным — два миллиона). Когда в 1905 году забастовали его мастера хрустальных дел, принося фабриканту колоссальные убытки, Нечаев-Мальцев у музея не урезал ни единого рубля. Как уж он выкрутился, как исхитрился, никому не известно. Безо всякого преувеличения можно утверждать, что не будь Ю. С. Нечаева-Мальцова, не было бы и московской достодивности первой величины — Музея изящных искусств на Волхонке.