Параллельно с корпоративным движением в 1884 году возникали и робкие попытки организовать профсоюз. Профессиональный союз работников и работниц по сбору отходов округа Сены публиковал даже листок «Пробудившийся тряпичник». Всеобщая конфедерация труда (ВКТ), к которой он примкнул, поддерживала его инициативы. «Нам предстоит вести борьбу с оптовиками, захватившими рынок!» — заявляли там. Однако все эти организационные начинания не охватывали основную массу работников. Они наталкивались на привычку «клюкарей» к независимости, да и на то, что большинству из них не удавалось отложить маломальскую сумму на приобретение первоначального оснащения. Ремесленный сбор тряпья, кости и стекла не приносил дохода, кроме, конечно, периодов всеобщей скудости, связанных с войнами и послевоенной разрухой, когда всего не хватало и ценность собранного вторичного сырья достигала рекордных уровней.
В 1946 году власти опубликовали новый распорядок работ, еще более ограничивающий деятельность тряпичников. 30 ноября префект департамента Сены подписал распоряжение, запрещавшее тряпичничество на всей подведомственной ему территории. Тряпичники взбунтовались. Пресса бурно откликнулась на их протесты и требования поддерживавших их политических партий. Во время заседаний Генерального совета (6 декабря) избранники самых разных политических взглядов принялись оспаривать решение префекта и выдвинули довольно много аргументов в защиту деятельности 40 000 парижских «клюкарей», 900 оптовиков и 7000 рабочих мастерских переработки вторсырья. Они подчеркивали, что те теперь блюдут чистоту, освобождая корзины и снова загружая мусор в баки, они возносили хвалу услугам, которые эти служители улиц оказывают обществу, позволяя покончить с пустым транжирством и сократить печатание денег, необходимых для покупки сырья, в котором страна ощущает необходимость. Тряпичники возродили свой профсоюз, распущенный правительством Виши. Перед такой кампанией протестов префект отступил, его указ в действие так и не вошел. Тем не менее для исполнения функций тряпичника отныне требовался профсоюзный билет. Но в большинстве остальных французских городов этот род деятельности остался под запретом.
С тряпичниками конкурировали также и старьевщики, предлагавшие свои услуги для освобождения чердаков и подвалов, скупая по домам старое белье, книги и различные вещи. Они колесили на двуколках по улицам, выкрикивая каждодневное: «Бутылки, тряпки, железо покупаем!» и вглядываясь в окна, откуда их могли позвать за старьем, которое надо вынести. Как и бродячий торговец, старьевщик вырабатывал свою мелодию выкрика, чтобы его легко было распознать в уличном гаме. Купленное старьевщик сам перепродавал или преобразовывал в нечто другое, что можно сбыть с рук.
В богатых странах «рыцари крюка и корзины» постепенно исчезали с городского пейзажа. Отходы, зачастую предварительно уложенные в пластиковые мешки, которые затем отправлялись в глубокие мусорные контейнеры с крышками, сделались практически недосягаемы. Емкости на колесиках положили конец произволу людей и животных, мешая им копаться в отбросах. Однако тряпичничество возникало вновь в иных формах во время экономических кризисов, например в Аргентине, где часть населения ради этого промысла оставила свою прежнюю невостребованную квалификациию. Сегодня в Бостоне, Гонконге, Осаке, Пекине, Рио и многих других больших городах профессионально или временно занятые этим ремеслом люди с магазинной тележкой, тачкой или велосипедом подбирают металлы, одежду, бумагу, электронные приборы, не говоря уже о бутылках и банках из-под пива, оставленных у шоссе. Некоторые так и живут, другие просто дотягивают до зарплаты, потратив предыдущую раньше времени.
Некоторые «грязекопатели» занимаются тем же, чем упомянутые выше «тряпичники при повозке»: они по-быстрому заглядывают в мусорные баки, чтобы заметить и извлечь оттуда нужное для себя. Особым их интересом пользуются емкости, принадлежащие роскошным гостиницам и домам в богатых кварталах. «Грузчики», занимающиеся там уборкой отходов, выручают некоторые карманные деньги от продажи своих находок, обычно после небольшой их починки. Таким образом, запрещенное, но фактически терпимое «клюкарство» практикуется в Париже, Нью-Йорке и других городах. Электрические провода, старые свинцовые водопроводные краны, латунные трубки, медная проволока — все это выуживается, классифицируется и продается скупщикам металлолома. Подобный тип тряпичничества очень распространен в развивающихся странах. Сортировка отходов во время муниципального сбора — тот род деятельности, что дополняет заработную плату грузчиков-«грязекопателей», в 1990 годы, по данным исследования, он занимал до 10% их времени в Мексико, до 30% — в Боготе и до 40% — в Бангкоке.
ОБРАЗЧИК ТРЯПИЧНИЧЕСТВА: «БРЕТОНСКИЙ БАРТЕР»
Деревенское тряпичничество отличается от городского. Например, в Бретани «грязекоп» менял тряпье, кроличьи шкурки, свиную щетину, лошадиные хвосты, железный лом, кости на фаянсовую посуду, платки или фрукты по сезону: яблоки, груши, вишни. В XVIII веке он предлагал в обмен чаши и тарелки из дерева, скупаемые по дешевке у «лесных бондарей», занимающихся своим промыслом, селясь прямо в лесу. Примерное взвешивание старых тканей осуществлялось с помощью безмена (называемого там «krog pouser») или пружинных весов.
В горах Арре с их неплодородными почвами крестьяне дополняли свои доходы другим способом: торговлей вразнос, ткачеством или, наконец, тряпичничеством. Некоторые из них отравлялись в кратковременное странствие, ведя на поводу лошадь, впряженную в двуколку или шарабан, а после Второй мировой войны подчас садясь за руль своей машины. Эти экспедиции за отходами вклинивались между посевной, прополкой и сбором урожая. В начале и в конце вояжа «грязеко-пы» иногда собирались вместе, чтобы пропустить стаканчик сидра в каком-нибудь кафе.
Колеся по дорогам Леона или Корнуайя, они оповещали о своем приезде в селения и хутора, протрубив в рожок, в кларнет, а то и просто выкликая: «Тряпье для тряпичника! Грузи телегу до верха и пусть укатывает!» или: «Тряпье! Тряпье! Для парней из Ла-Рош! А вам за него — тарелки, плошки, ложки да полно шнурков и черешни — для пирогов!» Тут набегали стайки детей и с шумом сопровождали приехавшего. У каждого тряпичника был своей удел, передаваемый обычно в семье по мужской линии, от отца к сыну, приучавшемуся к этому ремеслу с малолетства, отправляясь на промысел вместе с родителем. Собранное «грязекоп» сбывал оптовикам. Часть заработанного шла на постой и прокорм, а также в уплату за патент, который он был обязан получить.
Поскольку тряпичник был интересным гостем, ибо являлся кладезем последних новостей и слухов, он иногда получал место за чьим-нибудь семейным обеденным столом и ел вместе со всеми ржаную похлебку или яблоки, печенные с салом. Но чаще, невзирая на важную экономическую роль, которую этот временный кочевник исполнял, поселяне относились к нему настороженно. «Грязекоп» нередко служил для них расхожим воплощением некоей угрозы. Матери подражали его голосу, чтобы пугать детей: «А нет ли, любезные мамаши, у вас детишек на продажу?!» Но он также пользовался репутацией лихого малого, о чем свидетельствует поговорка: «Горазд плясать, словно тряпичник!» А кюре удрученно поговаривали, что он обыкновенно больше смыслит в стоимости бросового тряпья, нежели в ценности собственной души.