Исследователь подробно анализирует бой под Горным Дубняком, во время которого дала о себе знать тенденция отказа от движения массами и наблюдалось стремление солдат найти новые способы сближения с противником (использование местности, перебежки, окапывание): «… после неудачных атак массами, с криками «ура», офицеры и нижние чины пришли к сознанию необходимости изменить способ действий и… началась мелкая, но плодотворная работа перебежек и переползаний, то маленькими группами, то в одиночку»{72}. Пузыревский высоко оценивает действия артиллерии (особенно под Телишем), восхищается храбростью русских войск.
В опубликованной в 1889 г, небольшой работе «Русская армия перед войной 1877–1878 гг.» Пузыревский задался целью установить степень готовности вооруженных сил России к войне. Он, например, признает, что часть артиллерийского и стрелкового оружия к тому времени устарела, справедливо отмечает, что в тактической подготовке армии было немало слабых мест, прежде всего неактивно внедрялась тактика стрелковых цепей: «…общее управление цепью было недостаточно прочно, чувствовалась необходимость расчленить ее на более самостоятельные и лучше управляемые, нежели звенья, части». Столь же существенным недостатком Пузыревский считает «формальную постановку дела полевой подготовки войск»{73}.
Вполне реалистически оценивает Пузыревский и состояние тактической подготовки других родов войск. Тактическая подготовка кавалерии, по его мнению, не соответствовала «ее превосходному личному и конному составу», обучалась она, «бросаясь от одной системы в другую», «артиллерия довольствовалась расположением на относительно дальних позициях и лишь в редких случаях сопутствовала пехоте на возможно близкие расстояния к неприятелю»{74}. Поскольку работа была написана спустя много лет после войны, ее выводы приобрели достаточную убедительность.
Наиболее значительным историческим исследованием по войне является, безусловно, «Описание русско-турецкой войны 1877–1878 гг. на Балканском полуострове».
«Описание войны» вобрало в себя все подлинные достижения русской военно-исторической науки. В ряде случаев коллектив авторов сумел нарисовать правдивую картину событий, однако стремление к объективному анализу часто сдерживалось опасением неосторожной критикой бросить тень на военную систему царизма.
Первый том «Описания войны», как уже говорилось, посвящен характеристике воюющих сторон накануне войны. Весьма примечательна здесь достаточно реалистическая оценка вооруженных сил Турции[6]. К сильным сторонам турецкой армии авторы относят стойкость турецкого солдата, особенно в обороне; умение организовать оборону с широким применением земляных работ и рациональным использованием огня; высокое качество турецкой артиллерии. Слабым местом вооруженных сил Турции Артамонов и Паренсов считают систему военного управления, которую они характеризуют как громоздкую и малоэффективную. За выводом авторов: «…турецкая армия оказалась гораздо более серьезным противником, чем того ожидали»{75}, стоит война с ее суровым и тяжелым опытом.
В главе о тактической подготовке русской армии, написанной генералом Войде, третьим председателем Военно-исторической комиссии, приведен большой фактический материал, на основании которого автор делает вывод: русские войска имели недостаточную боевую подготовку, слабо учитывались современные требования боя в уставных документах, некоторые начальники не были способны решать поставленные перед ними задачи на соответствующем уровне. Причиной такого положения Войде считает «неполные и недостаточные еще выводы из опыта ближайших европейских войн»{76}.
В специальной главе Войде останавливается на стратегических планах сторон и стратегических возможностях противника.
В целом Войде приемлет план кампании, разработанный на основе предположений и расчетов Артамонова и особенно Н. Н. Обручева. Он согласен с главным операционным направлением и со стратегической целью военных действий. Однако Войде отмечает, во-первых, известную неоправданность временных расчетов главнокомандующего, который писал Александру II, что в основе плана лежит идея закончить все дело по возможности одним ударом и через 13–14 недель после перехода границы{77}. (Указанные соображения главнокомандующего, по мнению Войде, вытекали из предположения, «что турки не в состоянии дать русской армии отпор достаточно сильный, уступая ей в числе, качестве, оперативной способности и, как предполагали тогда, в умении вести бой»{78}.) Во-вторых, Войде констатирует, что русское военное командование недооценило военных приготовлений турок, произведенных после мобилизации русской армии в ноябре 1876 г. От русского штаба, считает он, укрылось приобретенное турецкой армией умение организовать «особый метод тактической обороны»{79}. В итоге предыдущее оптимистическое настроение с русской стороны, основанное на низкой оценке боевых сил турок, оставило «некоторые следы в умах и оказало известное влияние на последующие соображения и действия за Дунаем»{80}. Войде справедливо указывает, что время с ноября 1876 г. по апрель 1877 г. целиком пошло на пользу Турции.
Интересен анализ, данный Войде турецким стратегическим планам. Он пишет, что в Константинополе существовал замысел «взять во фланг возможное наступление русских западнее четырехугольника крепостей», нужные для этого силы собрать на линии Плевна — Ловча, ядром сделав свободную часть войск Османа-паши[7]. Между прочим на возможность удара именно в этом направлении указывал и сделанный Обручевым подсчет численности и расположения турецких сил накануне войны. Оказалось впоследствии, что у Видина было сосредоточено свыше 50 тыс. солдат, а в четырехугольнике крепостей — всего 46 тыс. В свете этого возникновение плевненской эпопеи представляется ему в высшей степени делом предотвратимым и неоправданным.
Особый раздел отводит Войде итогам первого этапа войны. Он подчеркивает, что расчеты покончить с Турцией одним ударом совершенно не оправдались. Главной причиной такого исхода, по его мнению, и с этим нельзя не согласиться, явилась «несоразмерность русских сил с поставленной крупной стратегической задачей полного обхода обширного укрепленного района четырехугольника турецких крепостей!..»{81} В результате «единственной наступательной силой ее (армии. — Лет.) являлся Передовой отряд генерала Гурко, который мог быть поддержан только частью VIII армейского корпуса»{82}.
Войде правильно вскрывает внутреннюю противоречивость первого этапа войны. С одной стороны, успешное форсирование Дуная, преодоление Балкан Передовым отрядом («Прорвана и вторая, последняя надежда турок — линия Балкан, прикрывавшая доступ к их столице. Путь в Царьград был открыт»{83}). С другой стороны, отсутствие сил, необходимых для ведения наступления (к середине июля стало ясно, что территориальные захваты не были закреплены решительным стратегическим успехом над главной турецкой армией или хотя бы ее значительной частью).
В этих условиях весь стратегический замысел оказался необеспеченным. События под Плевной, возникшие «совершенно внезапно» для русских военачальников, создали дополнительные трудности, поскольку отвлекали в сторону «внимание и направление русских сил, стремившихся до того к Балканам и за Балканы»{84}.
Посчитать плевненскую задержку ненужной, решительно высказаться за оставление там основного заслона и подготовку дальнейшего движения за Дунай командование не могло, оно не имело точного представления о численности противника в Плевне и существенно переоценивало силы Османа-паши. В результате к концу первого периода «главные силы русской армии в Болгарии… оказались распяты между двумя неподвижными рубежами — Дунаем и главным Балканским горным хребтом. Русская армия вынуждена была развернуться тут на три неподвижных фронта длиною в общем около 300 верст. Она, таким образом, лишена была надлежащей гибкости, маневренной свободы и подвижности»{85}.
6
Глава написана Артамоновым, Паренсовым, Веймарном и Вендеровым. Артамонов — один из участников разработки плана кампании, остальные авторы были приглашены Военно-исторической комиссией как консультанты по отдельным вопросам.
7
Войде приводит выдержку из мемуаров одного из турецких военных теоретиков, Штреккера-паши (там же, с. 23).