Тогда Бонапарт сам возглавил войско со знаменем в руках и кинулся вперед, не обращая внимания на пули и пушечные ядра, сыпавшиеся со всех сторон. Прикрывая командующего своим телом, генерал Ланн получил три ранения. Адъютант Наполеона Мюирон, который уже спас ему жизнь при осаде Тулона, был убит совсем рядом с ним. И именно здесь то же ядро, которое убило Мюирона, оторвало у бедняги Кастаньетта обе ноги.
Бонапарт, который решил, что надо покинуть Арколе в тот же вечер, когда французами была одержана грандиозная победа, обходя войска, обнаружил увечного сержанта в повозке с другими ранеными.
— Это ты? Опять тебя задело? — удивился Бонапарт, узнав старого знакомого.
— Вы же видите, мой генерал. На этот раз — ноги: вороватое ядро украло у меня обе сразу. Ну и замечательно, не было бы счастья, да несчастье помогло, как говорится…
— Какое же в этом счастье?
— Понимаете, мне кажется, что без этого маленького несчастья могло бы произойти большое: я отступил бы перед огнем противника. Ядро помешало мне стать трусом, потому и стоит поблагодарить его за это.
— Побольше бы таких «трусов», как ты, только с ними и можно выигрывать сражения. Ты кажешься мне очень мужественным и славным парнем, и я сожалею, что уже не смогу помочь твоей военной карьере. Ведь теперь-то ты наверняка оставишь службу?
— Вот теперь как раз ни за что, мой генерал! Сразу видно, вы меня совсем не знаете. Если позволите, я продолжу кампанию в кавалерии, и деревянные ноги не помешают мне крепко сидеть в седле!
— Да ты действительно храбрый солдат! Когда окажешься вне опасности — заходи ко мне за эполетом, ты его заслужил!
Три месяца спустя у Кастаньетта было больше одним серебряным эполетом (он получил офицерский чин), но оставалось одним глазом, одной рукой и двумя ногами меньше.
IV
ВЕНЕЦИАНСКАЯ ПАСХА
Май 1797 года
После веронского кровопролития Кастаньетт оказался лежащим среди убитых на поле боя. Когда, через несколько часов, его все-таки нашли живым, то узнали только по деревянным ногам. Ударом вражеской сабли ему снесло все лицо: теперь у него не было ни лба, ни глаз, ни носа, ни щек, ни губ, ни подбородка.
Несколько дней его лечили, а когда он первый раз посмотрелся в зеркало, безудержно расхохотался.
«Надо признаться, физиономия у меня единственная в своем роде, и все случившееся опять-таки пошло мне на пользу, — думал он. — Судьба не перестает играть мне на руку. Я косил — мне выбили глаз; меня мучил ревматизм в левой руке — мне оторвало эту руку; только я собрался отступать под огнем — меня лишили обеих ног, так что я не смог совершить трусливый поступок, и волей-неволей стал героем. Я всегда сокрушался, что во мне всего пять футов четыре дюйма роста — и вот теперь у меня чудесные деревянные подпорки, с которыми я достиг целых шести футов. Наконец, только вспомнить, какой у меня был крючковатый нос, какой смешной рот, какой бесформенный подбородок, — и где это всё? Один удар сабли — и ничего безобразного не осталось! Теперь я могу заказать себе рожу по вкусу, да к тому же и бриться больше не придется!»
Прошло немного времени, и Кастаньетту сделали восковое лицо. Ему еще не исполнилось и тридцати, и он отбыл в Египет.
V
ЕГИПЕТСКИЙ ПОХОД
1798–1799
В течение некоторого времени бравому лейтенанту Кастаньетту явно не везло: фортуна отвернулась от него, и его ни разу не ранили. Однако, когда армия Бонапарта шла по жаркой пустыне, его восковое лицо растаяло и расплылось. И именно в таком состоянии он встретился с Наполеоном.
— Неужели это ты, мой славный Кастаньетт? Эк тебя угораздило! Прямо не узнать!
Бедняга, не стесняясь, рассказал генералу о своих злоключениях.
— Ничего, ничего. Если мы оба доберемся до Каира, я помогу тебе купить серебряное лицо!
25 июля войска вошли в Каир, 26-го Кастаньетт постучался в дверь к генералу Бонапарту.
— Мой генерал, я пришел за лицом, которое вы изволили мне пообещать…
— У тебя оно будет, да еще такое, о каком ты даже и не мечтаешь! Но нужно некоторое время на то, чтобы изготовить его. Подожди несколько дней — и получишь из моих рук.
Что же произошло на самом деле?
Две недели спустя Бонапарт назначил генеральный смотр войскам.
«Вот ненадежный тип, — горестно думал Кастаньетт, — это же надо: забыть о своем обещании! Да уж, наверное, он отложил дело с моей новой физиономией в долгий ящик…»