Прежде нежели оставлю я деревню Морью, за нужное почитаю упомянуть о диких зверях, какие в густых лесах, от вершины Невы по берегу Ладожского озера растущих, обыкновенно водятся, чтоб в случае надобности не искать за пятьсот верст того, что в 50 от С.-Петербурга получить можно. Нет нужды упоминать о медведях, волках, лисицах, белках и зайцах, о которых всяк знает, что они в здешнем краю нередки, но не всякому может быть известно, что в таком близком расстоянии от столичного российского города попадаются также лоси, барсуки и куницы. Барсуков находят в норах летним временем, куницы добываются зимою, а лосей промышляют морьинские жители в великий пост, когда наст, поднимая человека, способствует ему преследовать и нагонять лося, которого наст сдержать не может по причине его тяжести, а он, бегучи, часто прорывается, вязнет в снегу и чрез то дает промышленникам время настигать его на лыжах. Их наиболее бьют здесь из ружей. <…>
В осьми верстах от устья реки Влоги[17] по берегу озера следует полуторная тоня[18], потому так названная, что чистого в озере места, где неводом рыбу ловить можно, стает только на полтора невода, а два вдруг уместиться не могут <…>. На полуторной тоне ловля производится обыкновенно одним неводом. Ее отправляют чухонцы[19], которых в бытность мою было там шестеро и с ними один русский мужик, который между ими был главным. Люди сии во все лето живут на берегу в построенной для них избе, при которой есть погреб, поварня и баня. Содержание в пище и рыболовную снасть имеют они от графа, своего господина[20]. Изловленную рыбу прямо из невода счетом отдают прасолу[21], который все лето против тони стоит на водовике[22] и во время вытаскиванья из воды невода подъезжает к рыбакам на лодке для приема от них живых сигов, лососей и осетров. Обыкновенно прасол имеет два водовика, из которых один безотлучно бывает при тоне, между тем как другой с накопившеюся рыбою ездит в С.-Петербург. На обоих водовиках людей не больше бывает, как только три человека, из которых двое отвозят наловленную рыбу, а один на другом водовике остается против тони. Во время стоянки уснувшая на водовике рыба идет в соленье. Не считая ряпушки, рипуксы[23] и других мелких рыб, которых прасолы от рыбаков не принимают, наибольше попадаются в озере сиги, кои величиною в три четверти аршина[24] случаются. Мелкий сиг прасолами отметается, а в счет идет только такой, который длиною не меньше четверти, мераж их берется от глаз до хвоста. Всегдашнее обращение с рыбою сделало, что они никогда ее не меряют, а с виду узнают, приходит ли сиг в уреченную меру, или нет. Лососи несравненно чаще здесь ловятся, нежели осетры, которые и очень редки и весом едва ли больше трех пудов[25] бывают. При мне на полуторной тоне изловлено было их три, из коих два около трех пудов тянули, а третий был поменьше. Маленькие осетры попадаются величиною в поларшина и немного больше четверти. Вообще примечено, что прибивные ветры с озера к берегу нагоняют с собою и рыбу, но очень сильный ветр препятствует закидывать невода и ловлю совсем останавливает. Весною и осенью бывают на Ладожском озере толь жестокие бури, что с водою выметывают иногда на берег лососей и осетриков. Постоянная тишина начинается по большей части с Троицына дня[26], до которого нередко и льды по озеру носятся. По причине сих льдов в 1785 году рыбная ловля началась не ранее как за два или за три дни до упомянутого праздника.
(Текст печатается по изданию: Озерецковский Н. Я. Путешествие по озерам Ладожскому и Онежскому. Петрозаводск, 1989.)
Глава II
Древнейшие обитатели Невского края
19
Обиходное, обычное для XVIII в. наименование финнов в Петербургской, Новгородской, Псковской губерниях.
20
Описываемая Озерецковским местность принадлежала тогда графу И. А. Остерману (1725–1804), сыну известного государственного деятеля первой половины XVIII в. А. И. Остермана.
22
26
Троицын день празднуется на пятидесятый день после Пасхи, обычно в конце весны или начале лета.