Как мы помним, первоначальное проникновение скандинавов на восточно-балтийские земли носило более или менее мирный характер. Викинги в качестве наемного войска многократно использовались новгородскими князьями.
Согласно древнеисландской «Саге об Олаве Святом», Ярослав Мудрый передал своей жене Ингигерде, дочери шведского конунга Олава Шётконунга, в качестве свадебного дара город Ладогу с прилегающими землями, образовав таким образом своеобразное варяжское княжество — Ладожское ярлство, управление которым было доверено родичу Ингигерды ярлу Рёгнвальду. По предположению историка XVIII века В. Н. Татищева, Нева и окружающие ее земли входили в пределы Ладожского ярлства и финское название этой местности — Ingerin maa, а затем и народа ее населяющего — ingeri (в русском произношении «ижора») происходят от имени Ингигерды. Сведенья, сообщаемые «Сагой об Олаве Святом», нельзя считать абсолютно достоверными, но даже если признать, что Ладожское ярлство действительно существовало, его век был недолгим. После смерти Ингигерды эти территории должны были вернуться Ярославу, что, впрочем, не означало изгнания скандинавов с ладожских земель. Присутствие большого числа шведских викингов в этом регионе вплоть до начала XII века достоверно подтверждается археологическими исследованиями.
По мере укрепления в Новгороде славянских боярских родов и ослабления связи Рюриковичей со своей прародиной отношения Новгорода со Швецией все более приобретали характер силового соперничества. В середине XII века шведы подчинили себе часть Финляндии, которая до этого относилась к зоне влияния Новгорода. Кроме того, в 1142, 1149, 1164 и 1229 годах крупные отряды шведов нападали на Ладогу, встречая каждый раз яростный отпор. Новгородцы и подвластные им племена не оставались в долгу и совершали ответные походы. Во время одного из них, предпринятого в 1187 году согласно шведской стихотворной «Хронике Эрика» отрядом новгородской корелы, была разорена шведская столица Сигтуна, которая больше уже не восстанавливалась. По легенде, которая, как полагают исследователи, не отражает реальных событий, в качестве военного трофея в Новгород были привезены и установлены в Софийском соборе медные ворота.
Самым знаменитым из новгородско-шведских столкновений является Невская битва 1240 года. Победа двадцатилетнего князя Александра Ярославича над шведской военной экспедицией описана в Новгородской 1-й летописи, однако достоверность этого описания вызывает у специалистов сомнения. «Некоторые <…> сведения в рассказе Новгородской 1-й летописи старшего извода при более детальном исследовании оказываются ошибочными, например, упоминание об участии в походе „мурман“, то есть норвежцев[54]. Маловероятно и то, что в шведском войске могли быть тавасты (емь), незадолго перед тем поднявшие восстание против шведов. Странно выглядит имя шведского воеводы „Спиридон“, не встречавшееся у шведов», — отмечает историк Е. Л. Назарова. Вызывает сомнение и то, что шведский отряд мог возглавлять сам король, как сообщает летопись.
Другим ранним памятником, в котором рассказывается о Невской битве, является «Повесть о житии и храбрости благоверного и великого князя Александра», написанная, как считают историки, одним из монахов Рождественского монастыря во Владимире[55]. Однако пользоваться этим источником следует еще с большей осторожностью, чем летописью, поскольку житие святого по своей жанровой специфике не предполагает адекватного отражения реальных событий и стремится к максимальному возвеличиванию своего героя. К этому следует добавить, что ни в шведских, ни в каких-либо других западноевропейских источниках нет даже упоминаний о сражении на Неве. Не дали существенных результатов и археологические исследования, проводившиеся вблизи устья Ижоры. Все это вынуждает говорить об отсутствии полных и достоверных сведений об этом событии.
55
Не новгородское, а «низовское» (то есть Ростово-Суздальское) происхождение «Повести…» отчетливо отразилось в ней. Многие ее фразы принципиально не могли быть написаны новгородцем. Например, используемое в «Повести…» обозначение Новгородской земли как «земли Александровой» в новгородском памятнике совершенно невозможно по причине того, что новгородец в отличие от владимирца не воспринимал свое государство как княжеское владение.