Присутствие в Предкавказье на рубеже XIV–XV вв. будущих основателей Мангытского юрта доказывается аналогиями в кочевнических погребальных комплексах этого региона и Заволжья и Приуралья (Виноградов, Нарожный 1991, с. 18).
Как бы там ни было, в письменных источниках почти нет определенной информации о проживании предков ногаев на Северном Кавказе в XV — первой половине XVI в.[42]. Тем не менее память об их кочевании на Кубани и Тереке, как и сохранение там каких-то групп кочевников-кипчаков, могла стать одним из стимулов активной откочевки жителей Ногайской Орды на эти земли во второй половине XVI и в XVII в.[43]. Ареалу кавказского расселения мангытского эля в эпоху поздней Золотой Орды приблизительно соответствовала впоследствии Малая Ногайская Орда (Казыев улус), которая сложилась на Северо-Западном Кавказе к 1560-м годам.
Конец XIV в. в истории Улуса Джучи отмечен нашествиями Тимура. В походе 1391 г. он прошел через Центральный и Западный Казахстан, пересек Яик и разорил левобережье Волги. В 1395 г. его армия из Азербайджана вторглась на Северный Кавказ. В битве на берегах Терека ордынский хан Тохтамыш потерпел полное поражение. После этого Тимур опустошил Волго-Донское междуречье и Нижнее Поволжье. В промежутке между этими двумя кампаниями произошли события, которые многими историками трактуются как основание Ногайской Орды. Связаны они с предводителем мангытов Эдиге.
Подробности происхождения этого исторического персонажа окутаны тайной. Даже его имя [в «каноническом» варианте тюрки — «Эдюгю» (Радлов 1888, с. 4)] не имеет бесспорной этимологии. Народные предания (дастан «Эдиге») возводят его к слову «сапог» (идуг, итук): в сапоге якобы приемный отец принес младенца, будущего беклербека, домой (Диваев 1896, с. 12; Потанин 1897, с. 315). А.Х. Маргулан считал, что имя Эдиге произошло от словосочетания етек-бий — мудрец из черни, как будто бы звали эмира в народе (Маргулан 1940, с. 93); А.Н. Самойлович полагал, что имя восходит к восточнотюркскому (караханидско-кашгарскому) эдгю, идгю (добрый, хороший) (Самойлович 1973, с. 188).
Источники по-разному трактуют и племенную принадлежность Эдиге. Ибн Арабшах, автор одного из подробных изложений его биографии, писал, что «его племя именовалось кунграт» (Ибн Арабшах 1887, с. 54). Дженнаби утверждал, будто Эдиге был «по происхождению узбек» (Прошлое 1935, с. 86), что может объясняться расширительным толкованием понятия «узбеки» в Дешт-и Кипчаке XV в. Наиболее твердой и общепринятой ныне версией считается мангытское происхождение Эдиге. О нем сообщают и ногайские родословные (см., например: PC, on. 1, д. 84, л. 52; Родословная 1851, с. 130), и средневековые восточные хроники (Йазди 1972, с. 335; Кононов 1958, с. 44; Sami 1937, р. 75), и дастан «Эдиге». В его татарском варианте хан Тохтамыш говорит Идегею: «Гай, татарин ты! От мангыта рожденный на свет нечистый нагульный татарин» (Идегей 1990, с. 15). Абу-л-Гази уточняет в «Шаджара-йи тюрк»: бек происходил из племени (кабиле) ак-мангыт (Aboul-Ghazi 1871, р. 162). Хотя среди подразделений ногайского эля мангыт не отмечена группа «ак» (см. ниже, очерк «Население»), сообщение хивинского историка соответствует признанной точке зрения на племенную принадлежность Эдиге.
Вопрос о происхождении Эдиге чрезвычайно сложен. В 1927 г. В.В. Бартольд посвятил анализу сведений по этой проблеме специальную статью (Бартольд 19636). С тех пор новых источников и трактовок практически не прибавилось, и вывод В.В. Бартольда о том, что среди различных версий наиболее вероятной следует считать отцовство Балтычака, не вызывает возражений. По персидским источникам XV в., Балтычак (Балынчак, Балынмак) состоял беклербеком (амир-ал умара) при хане левого крыла Тимур-Мелике б. Урусе. Последний был разбит Тохтамышем в 1378 г. (Бартольд 19636, с. 799). Хан-победитель предложил Балтычаку перейти к нему на службу, но встретил гордый отказ и казнил главного бека (Натанзи 1957, с. 95; Самарканди 1969, с. 25; СМИЗО, т. 2, с. 191, 251). Натанзи прямо называет Эдиге сыном Балтычака. Османский историк XVII в. Мунаджжим-баши передает имя отца Эдиге как Аланджак или Алдыжак (Сафаргалиев 1938, с. 31), что является очевидной трансформацией одного из вариантов имени «Балтычак».
42
Остается неясной этническая принадлежность населения Тюменского улуса в устье Терека. Некоторые исследователи склонны считать его ногайским (см., например: История 1967, с. 248; Мутенин 1948, с. 130), но никаких документальных данных в пользу такого утверждения не приводят. Кажется маловероятным привязывание тюменцев к ногаям, поскольку в событиях ногайской истории XV–XVI вв. терская Тюмень, насколько мне известно, почти не фигурирует. Данный улус мог быть кипчакским (но при этом не ногайским!) анклавом, территориально и этнически близким скорее к кумыкам.
43
Эта гипотеза уже высказывалась В.Б. Виноградовым (Виноградов 1980, с. 11). В целом же я разделяю осторожный подход к определению времени финального прихода ногайцев в степи Северного Кавказа (см., например: Магомедов 1990, с. 52, 53). Крупные массивы ногайского населения появились здесь не ранее конца XVI в. Во множестве исследований в качестве доказательства присутствия ногаев на Северном Кавказе еще в конце XV в. приводятся фразы из русских посольских донесений того периода: «Орда… перекочевала к Пятма горам под Черкасы» и «Орда пашню пахала на Куме» (ПДК, т. 1, с. 167). Это очевидное недоразумение, так как в обоих случаях речь велась не о Ногайской, а о Большой Орде (