Эпическая традиция и следовавшие ей Абу-л-Гази, Йазди и Кадыр Али-бек рисуют происхождение Эдиге совсем по-другому. Его родословная через отца, некоего Кутлу(г) — Кыя, возводилась к святому мусульманскому проповеднику Баба-Туклесу по линии его сына Терме. Баба-Туклес же, в свою очередь, происходил якобы от праведного халифа Абу Бекра, тестя Пророка.
Легенды о Баба-Туклесе, в том числе в ногайской среде, проанализированы в обстоятельной монографии Д. Девиза. В бытовании этих легенд выделяются три стадии: повествование о выдающейся роли проповедника в обращении золотоордынского хана Узбека в ислам; «татарская историографическая традиция» — придание исторического облика полумифической фигуре Баба-Туклеса; устная традиция, содержащая генеалогию Эдиге (DeWeese 1994, р. 13, 14). Американский исследователь сопоставил практически все версии подобных сказаний в фольклорных и документальных вариантах [DeWeese 1994, р. 386–387 (table 5.1)]. Все они единодушны в причислении Эдиге через Баба-Туклеса к потомству первого халифа. Причем отдельные хронисты шли еще дальше и доводили это родословие через Абу Бекра до праотца рода человеческого Ибрагима, сына Адама (Нурулла Хорезми) (DeWeese 1994, р. 381), что лишь подчеркивает искусственность данной генеалогической конструкции.
Помимо подобных легендарных построений, нет никаких данных для причисления Эдиге к аристократическому сословию. Отсутствие же рядом с его именем каких бы то ни было династических титулов во всех источниках, пожалуй, может свидетельствовать о его незнатном происхождении (см. также: Жирмунский 1974, с. 376; Измайлов 1992, с. 55). Башкирское предание прямо утверждает, будто он «был выходцем из простого (черного) люда» (Башкирские 1985, с. 112)[44].
Впервые Эдиге упоминается в источниках под 1376 г., когда Тохтамыш в борьбе за власть над Золотой Ордой призвал к себе на помощь Тимура (Бартольд 19636, с. 800). До того времени Эдиге находился при дворе хана левого крыла (Кок-Орды) Уруса, а от него переметнулся к Тохтамышу. Нет сведений о каких-либо подробностях его тогдашней жизни в восточных степях. Но можно предположить, что между ним и ханом произошел какой-то серьезный конфликт. Во всяком случае, ногаи через двести лет вспоминали: «С Урусом царем наш прадед Идигии князь… в недружбе великои были» (НКС, д. 8, л. 231 об.). При подобном конфликте силы были явно неравны, и Эдиге был вынужден оставить сюзерена. Он явился к Тохтамышу, который обретался тогда у Тимура в Бухаре, и поведал о зловещих военных планах Уруса (Йазди 1972, с. 335; Aboul-Ghazi 1871, р. 142; Sami 1937, р. 75).
Хотя хронисты и молчат об участии Эдиге в последующих сражениях войск Тохтамыша и Тимура с детьми Уруса (сам Урус умер в 1376 г.), ясно, что Тохтамыш проникся доверием и симпатией к новому подданному. Тот получил высокий пост «одного из главных эмиров левого крыла», «одного из главарей над начальниками левого фланга и министров, а также советника, способного в делах управления» (Ибн Арабшах 1887, с. 54; Прошлое 1935, с. 86). Очевидно, хан доверил ак-мангыту должность беклербека — главы сословия знати (эмиров) и верховного военачальника. Новые полномочия Эдиге позднее подтвердились и беспрекословным выполнением его приказа о переселении в глубь степей племенами левого крыла (Ибн Арабшах 1887, с. 59, 60; подробнее об этом см. ниже). Следует согласиться с Г.А. Федоровым-Давыдовым, считавшим этого вельможу в тот период фактическим главой всей кок-ордынской аристократии (Федоров-Давыдов 1973, с. 149).
В конце 1380-х годов наблюдается рост влияния в правом крыле — при золотоордынском сарайском дворе мангытских талба — смутьянов (в переводе М.Г. Сафаргалиева) или безумцев (в переводе Д. Девиза). Они сумели оттеснить от престола баринских и кунгратских беков во главе с Али-беком и якобы настроили хана Тохтамыша против Тимура (Йазди 1972, с. 386; Sami 1937, р. 78). Таким образом, мангытская знать активно проявила себя еще и в ханстве правого крыла Улуса Джучи, что, очевидно, объясняется в первую очередь происхождением Тохтамыша из восточных степей, откуда вышли и сами мангыты.
Рядом с Эдиге подле Тохтамышева трона находился его брат Иса[45]. Вполне резонно предположение М.Г. Сафаргалиева, что эти братья-мангыты и есть те «мангытские смутьяны», что перехватили влияние у баринско-кунгратской группировки (Сафаргалиев 1960, с. 145). Во всяком случае, Иса оставался с Тохтамышем в самые драматичные времена противостояния хана с грозным мавераннахрским завоевателем на протяжении 1387–1395 гг. (см.: Йазди 1972, с. 376, 402, 403, 455, 560, 569). А вот Эдиге решил в очередной раз сменить патрона. В 1389 г.[46] он объявился в Мавераннахре уже как противник Тохтамыша. Причины такого шага не совсем ясны. Поскольку мангыты заняли господствующее положение в ханской ставке, у них пока не было оснований быть недовольными ханом. Абу-л-Гази объясняет измену замыслом Эдиге возвести на трон внука Уруса, Тимур-Кутлуга (Aboul-Ghazi 1871, р. 162). Однако последний был всего лишь одним из множества Джучидов и не выделялся среди сонма прочих династов; едва ли интриги вокруг его фигуры могли подвигнуть беклербека на отъезд за пределы Улуса. Другое дело, что Тимур-Кутлуг, оказывается, тоже сбежал тогда к Тимуру, и именно там, в Мавераннахре, и родилась у Эдиге идея посадить молодого оглана[47] на джучидский престол.
44
Предположение Х. Ховорса о происхождении Эдиге от восточноджучидского хана «Зенкире Ногая» (Howorth 1965b, р. 1021) лишено всяких оснований.
45
Старшим братом Эдиге он назван у Шараф ад-Дина Йазди (СМИЗО, т. 2, с. 168). В ногайском варианте дастана «Эдиге» Эсебий — молочный брат отца Эдиге и
46
Так датирует В.М. Жирмунский, исходя из того, что в письме Тохтамыша к Ягайле 1393 г. отъезд Эдиге преподносится как событие трехлетней давности (Жирмунский 1974, с. 366; см. также: Раддов 1888, с. 6).