Очерк 6.
Отношения с Россией
За более чем двухсотлетний период своего существования российская историческая наука много раз обращалась к рассмотрению отношений Русского государства с Ногайской Ордой. Большинству суждений по этому поводу был свойствен налет идеологической заданности, а проще говоря — русоцентризм. Имеется в виду, во-первых, взгляд на эти отношения только с позиции русской стороны, во-вторых, рассмотрение ногаев лишь как субъекта внешней политики России, а не равноценного и самостоятельного партнера. При этом заволжские кочевники зачастую воспринимались как сила, враждебная России, и потому связи с ними сводились к категории «борьбы»[405].
Подобная трактовка событий сохраняется и в новейшей литературе. «Большие Ногаи в Заволжье, — пишет В.А. Осипов, — оставались для России пережитком золотоордынского наследия, с которым приходилось бороться дипломатическими и другими средствами в течение длительного времени» (Очерки 1993, с. 29).
В 1920-х годах ненадолго появилась еще одна, противоположная точка зрения — о колониальной экспансии «торгового капитала Московского государства», который руками казаков «почти истребил ногайцев, замыкавших путь по Дону, Волге и Яику», уничтожил туземное степное население: «Методы колониальной политики Москвы ничем не отличались от методов западноевропейских государств в Америке и Африке» (Янчевский 1930, с. 3, 11–14).
Существует также мнение о ногаях как орудии московской дипломатии, ее подспорье в политических комбинациях с Крымом, поволжскими Юртами, османами (см., например: Смирнов Н. 1958, с. 14; Усманов А. 1982, с. 117). При этом подчеркивается усиление ногайского фактора в летние месяцы, когда Орда размещалась на летовьях в Поволжье (Шмидт 1954, с. 212)[406]. Ш. Лемерсье-Келькеже уверена, будто «без помощи или хотя бы нейтралитета ногаев не были бы возможны ни завоевание Астраханского ханства в 1556 г., ни покорение Сибири в 1580-х годах, ни русское продвижение к Кавказу» (North 1992, р. 22). Ногаи при любом из этих подходов предстают как пассивный материал для политического воздействия, для достижения дружелюбия, нейтралитета или, напротив, вытеснения их из занимаемых ими степей.
Оценки методов, при помощи которых Москва достигала этих целей, тоже неоднозначны и порой противоположны. «Используя внутренние противоречия среди ногайцев, русские всегда старались натравить мурз против бека (т. е. общеногайского бия. — В.Т.). Иногда давали мурзам оружие, пушки и даже войска, чтобы мурзы воевали против беков», — читаем у Г. Газиза (Газиз 1994, с. 93; то же см.: Kappeler 1992, р. 91). Е.П. Алексеева и И.М. Аджиев, напротив, считают, что «русское правительство в своих собственных интересах пыталось прекратить в ногайских Ордах внутренние феодальные междоусобицы и часто достигало успеха» (Народы 1957, с. 124).
Наконец, распространенным является мнение, будто ногаи завязывали контакты с Московским государством, руководствуясь единственно меркантильными интересами. Впервые его сформулировал, очевидно, М.М. Щербатов, заявив, что «вся верность и дружба сих народов к России основана была на одной корысти» (Щербатов 19036, с. 782). Действительно, поминки и затем жалованье служили существенным компонентом ногайско-русских отношений, да и сами ногаи понимали, что «мурзам от… государей подарки бывали, чтоб… мурзы на… государевы украины войною не ходили» (НКС, 1632 г., д. 1, л. 142 — слова мирзы Али Уракова).
Но все же нельзя целиком свести эту страницу дипломатической истории к «корысти» и выпрашиванию поминков. Ведь Россия являлась для кочевников не только источником подачек, но прежде всего рынком. Соседство огромного русского рынка определяло и политическую ориентированность значительной части мангытских аристократов на Россию (см., например: Златкин 1983, с. 83, 84; Кидырниязов 1991а, с. 113). Правда, Е.Н. Кушева и С.О. Шмидт увидели причину появления «промосковской» партии также и в «грубом физическом (?! — В.Т.) нажиме турецко-крымских агентов в Ногайской Орде», приведшем к поискам противодействия ему в лице русского царя (Кушева 1950, с. 241; Кушева 1963, с. 186; Очерки 1955а, с. З66)[407].
Работы некоторых исследователей отличаются попытками встроить ногайско-русские отношения в контекст более обширный, нежели политическая конъюнктура середины XVI — начала XVII в. Так, Р.Г. Буканова наметила интересные отличия между связями России с Ногайской Ордой и России с Крымом: непосредственное соприкосновение кочевий с русскими владениями; населенность юго-восточных окраин Московского царства неславянскими народами; более скромные, чем на крымском пограничье, масштабы строительства крепостей в Диком поле и заселения их военно-служилым людом (Буканова 1981, с. 12, 13). А. Беннигсен и Ж. Вайнштейн полагают, что у русских и ногаев имелось общее идеологическое наследие — доставшиеся от Золотой Орды чингисидские традиции (адат-и чингизийе), вследствие чего ногаи чувствовали себя ближе к русским, чем, допустим, к османам (Bennigsen, Veinstein 1980, р. 58).
405
Характерна итоговая оценка К.В. Базилевичем монографии А.А. Новосельского 1948 г.: «Вполне доказан основной тезис автора, что во враждебной России политике Крымского ханства и Ногайской Орды направляющей силой являлась феодальная знать» (Базилевич 1950, с. 133).
406
Как бы в развитие этого положения С.О. Шмидта Ю.Н. Смирнов замечает, что русские специально ежегодно выясняли расположение кочевых улусов и направляли самые богатые подарки тем мирзам, которым доставались летние пастбища вдоль Волги, вблизи русских границ (История 1987, с. 31).
407
С.О. Шмидт проводил аналогию между ногайскими «русофилами» и крымскими беками-амиятами (букв, «приятелями»), т. е. наследственными представителями российских интересов в Бахчисарае и организаторами российской политики Крымского юрта (Шмидт 1961а, с. 369). В самом деле, некоторое подобие амиятству у Больших Ногаев можно усмотреть во второй половине XVI в., когда в семье бия Исмаила из поколения в поколение передавался его завет дружить с Москвой. Но все-таки полной аналогии не было. Во-первых, бии и мирзы, случалось, изменяли пророссийской ориентации; во-вторых, главы «русофильских» партий (Исмаил, Дин-Ахмед, Ураз-Мухаммед, Дин-Мухаммед, Иштерек, Канай) при поддержке русских становились биями, и Для правительства не было необходимости насаждать в Орде амиятскую агентуру, поскольку его сторонники оказывались во главе всей ногайской державы.