Во-вторых, ногаи имели свои интересы в Казанском юрте, и в 1496 г. даже посадили там своего хана. Но более прочным на средней Волге было влияние русских — после установления их протектората над Казанью в 1487 г. Потерпев неудачу в попытках распространить свою гегемонию там в конце 1480-х — начале 1490-х годов, верховной бий мангытов Аббас и мирза Ямгурчи были вынуждены признать в Иване III главного патрона Казани (а бий Муса никогда и не подвергал это сомнению). Главные свои политические шаги в отношении ханства в начале XVI в. они согласовывали с великим князем.
В 1520–1530-х годах ногаи уже реально переместились на периферию внешнеполитических интересов правительства России. Раздираемые усобицами первой Смуты, затем династическими неурядицами, они были больше заняты своими проблемами и противостоянием с Крымом. Интенсивность посольских и торговых контактов их с Москвой резко снизилась. Разве что Урак б. Алчагир и Мамай б. Муса, кочевавшие вдоль Волги, изредка напоминали о себе. Для того периода известно одно крупное посольство от бия — победителя в Смуте Саид-Ахмеда и семидесяти мирз с 50 тысячами лошадей на продажу в 1534 г. (Патриаршая 1906, с. 420). Неуправляемые, временно утратившие верховную власть, кочевники становились опасными, агрессивными соседями. 1530-е и 1540-е годы отмечены вторжениями ногаев в русские пределы. К этому их побуждал и антимосковский настрой тогдашних казанских ханов из династии Гиреев.
Особым вопросом, по которому приходилось общаться и сталкиваться ногаям и русским, оставался казанский. Чтобы не повторять изложенное в главе 5, напомню только, что бий Юсуф первое время принимал сторону хана Сафа-Гирея, мужа своей дочери Сююмбике. После смерти Сафа-Гирея она оказалась в России в качестве своего рода заложницы. Это существенно охладило воинственность ее отца. Младший брат бия, нурадин Исмаил, с конца 1540-х годов стал приверженцем ориентации на союз и сотрудничество с царем. Жесткая линия Исмаила не раз расстраивала военные приготовления бия и мирз против России. Именно Исмаилу Иван IV обязан тем, что во время его решающего похода на Казань в 1552 г. из-за Волги не двинулась громадная ногайская конница (одновременно с войском крымского Девлет-Гирея с юга). Завоевание Казани усилило политическую поляризацию мангытской знати. Промосковский лагерь Исмаила рос и креп, а в конце 1554 г. Юсуф был свергнут и убит. Приверженцы Исмаила провозгласили своего вождя бием Ногайской Орды.
В 1655 г., в связи с планами возрождения правящей «номенклатуры» Ногайской Орды (впоследствии отброшенными), в Посольском приказе было составлено описание обряда посажения биев. «Смаиль князь» в этом описании назван первым, кто правил «в Нагаех» в прошлом (СГГД, ч. 3, с. 465). Ясно, что имелось в виду не начало бийской власти в Орде, так как Исмаилу предшествовала плеяда ярких лидеров, его братьев и предков. Д.Ф. Кобеко рассудил, что в данном случае подразумевалось первое шертование русскому царю (Кобеко 1886, с. 13). Хотя шертные соглашения заключались и до Исмаила, именно с ним связывают зарождение практики шертования как присяги на верность Москве.
Важнейшей вехой в этом отношении в историографии считается шарт-наме 1557 г. Оно заключалось в очень сложной для бия политической обстановке в условиях его борьбы с Юсуфовичами и казыевцами. Стоял вопрос не только о власти, но и о жизни Исмаила — узурпатора-братоубийцы. При этом выбор союзника и патрона мог быть единственным. Личные кочевья Исмаила со времен его нурадинства располагались по левому берегу Волги, в непосредственном соседстве с бывшими татарскими Юртами Казани и Астрахани, завоеванными царем Иваном. Постоянная связь с русскими в пору противостояния с Юсуфом обернулась для Исмаила ловушкой. Ему пришлось и в дальнейшем все теснее сближаться с Москвой, чтобы сохранить за собой «большое княженье».
Такие отношения едва ли можно считать результатом сознательного стремления бия к подчинению своей державы «неверным». А.А. Новосельский и А.Н. Усманов, очевидно, абсолютно правы, утверждая, что шертные обязательства Исмаила были вынужденными и не означали полного и бесповоротного перехода ногаев под влияние России; при первом же удобном случае Орда была готова восстановить полностью свое независимое существование (Новосельский 1948а, с. 14, 15; Усманов А. 1982, с. 126). Удачно охарактеризовали положение ногайского предводителя А. Беннигсен и Ш. Лемерсье-Келькеже: «Исмаил-мирза, основной союзник русских и в значительной степени созидатель московской победы (в Поволжье. — В.Т.), стал и одной из первых жертв ее, не получив никаких материальных выгод и территориальных приращений из новых русских "царств"» (Bennigsen, Lemercier-Quelquejay 1976, р. 235).