Мангыты были раздроблены не только территориально, но и политически. В 1375–76 г. их представитель Кебек входил в дружественное посольство хана Уруса к Тимуру, в то время как другой мангыт, Эдиге, был противником Уруса и скрывался у того же Тимура (Иазди 1972, с. 335; Натанзи 1957, с. 423; Sami 1937, р. 75). Мангыты входили в войско Мухаммеда Шейбани, воевавшего в Южном Казахстане и Мавераннахре в конце XV — начале XVI в. (Бабур 1993, с. 85; Бинаи 1969, с. 111–113).
Магистральной линией исторического развития и миграций предков ногаев в XIV в. являются, конечно, их передвижения по Дешт-и Кипчаку. Но есть отдельные следы и другого, сибирского направления движения. Киргизские предания рассказывают о прародителях народа, Ногое и Шигае, которые изначально обитали на Енисее, затем приняли ислам и вместе с найманами ушли в Среднюю Азию, где в Чуйской долине основали Ногойскую и Шигайскую орды (Кыдырбаева 1980, с. 169). В киргизском эпосе «Манас» Ногойский улус кочует в долинах Таласа и Чу (Валиханов 1961 в, с. 369). Легендарный Ногой не имеет ничего общего ни с беклербеком Ногаем, сыном Татара, ни с Кара-Ногаем, так как родословная этого персонажа содержит имена отнюдь не Джучидов: Ногай, сын Когейкана, сына Тюбейкана, сына Бууракана, сына Бабыркана (Кыдырбаева 1980, с. 170) (впрочем, два последних имени сопоставимы с именами столь же сказочных предводителей ногаев периода их переселения из Крыма на Кавказ — Бора-хана и Батыр-хана (Нарожный 1988, с. 130). В киргизских фольклорных сюжетах, очевидно, отразился период появления предков мангытов в Деште (XIII в.) — может быть, какой-то части монголов-мангутов, еще не подвергшихся кипчакизации.
Все эти данные пока не могут быть подтверждены с помощью надежных источников. А вот присутствие мангытов-ногаев в Западной Сибири оказалось весьма заметным. «Хасса айн» называет в качестве коренных жителей Прииртышья народы «хотан, ногай и кара-кипчак» (Катанов 1903, с. 136, 143, 150). У сибирских татар сохранились тугумы (кланово-патронимические объединения) с наименованиями «ногай» и «мангыт» (Валеев, Томилов 1996, с. 25, 30; Томилов 1995, с. 31, 32, 34). Кипчако-ногайские элементы весьма заметны в лексике тоболо-иртышских подразделений сибирско-татарского народа, а для некоторых из них (как и для части тюменских и тарских татар) этноним «нугай» служит самоназванием. Причем если носители этнического имени «ногай/нугай» могут быть причислены к потомкам позднесредневековых переселенцев, то обладатели этнонима «мангыт» представляют собой реликт гораздо более древних пришельцев. Архаические, домусульманские черты их культуры (см.: Селезнев 1994, с. 78–80) позволяют предположить их появление в Западной Сибири в раннем средневековье — возможно, до XIII в. К реликтам тех времен, может быть, относятся топонимы Мангут в Омской и Читинской областях (см.: Мурзаев 1996, с. 184).
В первой половине 1390-х годов, после дальних миграций, мангыты во главе с Эдиге закрепились в степях Западного Казахстана, в бассейнах Яика и Эмбы[54]. Исторические обстоятельства сложились так, что именно там они смогли утвердиться настолько, что образовали собственное кочевое владение, Юрт. В условиях распада Золотой Орды главным гарантом существования нового Юрта был вождь мангытского эля Эдиге.
Глава 2.
Эпоха Эдиге
Историческая память ногаев фиксирует начало истории Мангытского юрта (Ногайской Орды) от Эдиге. В Родословцах XVII в., составленных в Москве со слов ногайских информаторов, «Магнит Едигеи князь» трактуется как «начало Орде нагаиской» (Родословная 1851, с. 130; PC, on. 1, д. 84, л. 52). Бий Юсуф в середине XVI в. вспоминал эпоху Эдиге как «началные дни» (Посольские 1995, с. 306).
54
Р.Г. Кузеев, опираясь на этнографические и фольклорные материалы, относит ко второй половине XIII–XIV в. возвратное передвижение кипчаков и кипчактированного населения из южнорусских степей, Причерноморья и Северного Кавказа в Волго-Яицкое междуречье (Кузеев 1992, с. 75). Представляется все же, что наиболее существенной кипчакской миграцией была обрисованная нами, т. е. в последней четверти XIV — начале XV в.