Выше мы убедились в условности холопства Исмаила в 1557 г., поскольку впоследствии он все же смог поставить себя в глазах Ивана IV как его друга и брата (т. е. равноправного государя). Исследователей подстерегает ловушка — летописная и официальная московская версия событий: по ней «присяга 1557 г. описана, разумеется, в выражениях, которые убеждали в подчинении (ногаев. — В.Т.). Они приводятся Сафаргалиевым и Кочекаевым как собственные слова Исмаила в качестве доказательства вассальных отношений. Но на самом деле это были косвенные высказывания, переданные речами московских дипломатов» (Rappeler 1992, р. 102).
Причина «подчинения» ногаев в 1550-х годах столь же популярна в историографии — это русское завоевание Казани и Астрахани, занятие российскими войсками татарских ханств и овладение тамошними рынками (см., например: Кичиков 1969, с. 60; Кочекаев 1988, с. 89; Кычанов, Литвинский 1979, с. 193; Очерки 1955а, с. 368; Санин 1987, с. 57; Фирсов 1866, с. 85; Шмидт 1964, с. 56; Bennigsen, Lemercier-Quelquejay 1976, p. 231)[426]. Кроме того, некоторые авторы указывают на внутриордынские факторы того периода — великий голод и поиск бием поддержки в борьбе против Юсуфовичей (Bennigsen, Lemercier-Quelquejay 1976, p. 231, 232; Kappeler 1992, p. 104).
Естественным продолжением таких рассуждений является вывод о превращении союзнических отношений, дружбы Ногайской Орды и Московского царства в вассально-сеньориальные (Жирмунский 1974, с. 480; Кочекаев 1988, с. 96). Но реальная мощь ногайской державы и традиции мангытского самовластия в Дешт-и Кипчаке не позволяли потомкам Эдиге в одночасье отказаться от суверенитета. Лишь Р. Хелли справедливо указал, что «фактически до 1556 г. именно ногаи расценивали Московию как своего вассала, а после того — как союзника»: начальные отец и сын были заменены на брат и друг (Hellie 1990, р. 103), исключая единственный эпизод 1557 г., когда деморализованный неудачами Исмаил неосмотрительно назвал себя холопом.
Через семьдесят лет после этих событий нурадин Кара Кель-Мухаммед писал царю Михаилу Федоровичу: «При дяде нашем Исмаиле князе… ево послы и торговые люди бывали при прежних государех… на Москве, а в то время к московским государем прихаживали литовские и немецкие, и Казыева улуса, и крымские послы. И великие государи Белые цари тем всем… послом [с]казывали и росказывали… что у государя нагаиские татаровя холопи есть. А я ныне твои государев такой же холоп есть» (ИКС, 1626 г., д. 2, л. 161–162). Эти слова полностью согласуются с идеей А. Каппелера о московской идеологизированной трактовке ногайского холопства-вассалитета. Ведь Кара Кель-Мухаммед ссылается не на шерти, не на детали дипломатических отношений, а лишь на именование его предков холопами при «прежних государях». Более ранние свидетельства из ногайских, русских и европейских документов демонстрируют меньшую степень зависимости: Исмаил «государю служил и прямил правдою, как государь Асторохань взял»; «Исмаил был в дружбе (а не в холопстве! — В.Т.) с московским государем» и т. п. (Акты 1915, с. 81; Дженкинсон 1937, с. 173; КК, д. 12, л. 343 об.; Мазуринский 1968, с. 134; ИКС, д. 5, л. 152, 152 об.).
Изредка появляются мнения о более раннем или позднем исходном рубеже зависимости ногаев от Москвы. П.И. Рычков и А.А. Севастьянова сочли таким рубежом 1540-е годы, когда мирзы попросили Ивана Васильевича оборонить их от астраханского хана Ямгурчи (Горсей 1990, с. 192; Рычков 1774, с. 51); Г.Н. Чагин — почему-то 1563 г. (смерть Исмаила и «вокняжение» Дин-Ахмеда?) (Чагин 1995, с. 25); А. Каппелер — шертование Уруса после замирения с Москвой в 1587 г. (Kappeler 1992, р. 102).
Я солидарен с мнениями тех ученых, которые, даже приписывая Большой Ногайской Орде полную подчиненность российским монархам, рассматривают этот процесс как протяженный во времени и противоречивый. Так, Е.П. Алексеева указывала, что после «присоединения к Русскому государству» при Исмаиле Ногайская Орда не раз «ускользала из русского подданства, но потом снова присягала на верность» (Очерки 1986, с. 129). О своеобразном откате во взаимоотношениях при Дин-Ахмеде и особенно Урусе писали многие авторы. А.А. Новосельский и И.И. Смирнов, отметив этот откат и возвращение Уруса «в московского волю», посчитали формальным началом подчинения ногаев провозглашение Иштерека бием по указу Бориса Годунова 1600 г. (Новосельский 1948а, с. 15, 28, 40, 56; Очерки 1955а, с. 481). А. Каппелер расценил события 1587 г. только как кратковременное признание Урусом своей покорности Москве, а реальный вассалитет видится ему тоже с 1600 г. (Kappeler 1992, р. 103). Р.Г. Буканова еще более осторожна в суждениях и пишет, что в первой половине XVII в. у русского правительства существовало только «стремление к установлению протектората над экономически и политически слабыми соседями», в том числе над ногаями (Буканова 1981, с. 13).
426
Шведский дипломат П. Петрей де Ерлезунда в 1620 г. тоже считал, что московский государь сделался для ногаев «царем-покровителем с тех пор, как овладел Казанью и Астраханью» (Петрей 1867, с. 66).