Во всяком случае, близкие в прошлом отношения предков казахов и ногаев отразились в фольклоре каракалпаков, которые сохранили в сказаниях упоминания о Жаныбеке как общем хане казахов, ногайцев и каракалпаков (История 1974, с. 93, 94). Разделение же страны на две части (по Асан-Кайгы) может служить свидетельством введения казахскими ханами двухкрыльной структуры на всей территории бывшего царства Абу-л-Хайра.
Умер Джанибек не ранее 878/1473–74 г. (Султанов 1982, с. 112). Не желая усиления очередной династии, которая могла бы угрожать автономии Мангытского юрта, его предводители не выказали покорности следующей паре казахских ханов — Бурундуку б. Гирею и Касиму б. Джанибеку. Камал ад-Дин Бинаи в «Шейбани-наме» обозначает Мусу того периода как «властителя Кипчакской степи» (хаким-и Дешт-и Кипчак) (Бинаи 1969, с. 103), а Хондемир — как «главнейшего из эмиров» Дешта (бозоргтарин-и умара) (Хондемир 1954, с. 274).
Хотя Западный Казахстан номинально перешел под начало сына Джанибека, Касима, Муса и его сподвижники продолжали перебирать кандидатуры и присматриваться к царевичам.
Сразу после убийства Шейх-Хайдара мангытская верхушка планировала расправиться со всей семьей грозного Абу-л-Хайра и преследовала его потомков, в том числе и внука — Мухаммеда Шейбани (Березин 1849, с. 56, 61–62; Бинаи 1969, с. 100; Таварих 1967, с. 267, 268). Тот вынужден был метаться по Дешту, то и дело собирая вокруг себя отряды из таких же изгоев-«казаков». Первое время он жаждал отомстить участникам коалиции, отнявшим трон у его семьи. Уже через восемь дней после гибели его дяди, Шейх-Хайдара, Шейбани при внезапном набеге убил брата и сына сибирского правителя Ибака, затем ему удалось расквитаться с Буреке б. Ядгаром, весь улус которого после этого переселился к мангытам (Бинаи 1969, с. 102; Шади 1969, с. 62, 63). При этом главными его врагами все-таки оставались казахские ханы: к ним перешел ханский ранг. В начале 1470-х годов Шейбани при помощи Тимуридов отвоевал у них несколько крепостей на Сырдарье. А так как руководство Мангытского юрта начало подумывать о новом государе, наметилось сближение с царевичем-«казаком».
Сближение это облегчалось и тем, что еще при жизни Абу-л-Хайра юный Мухаммед Шейбани влюбился в дочь Мусы. Сведения об этой романтической детали приводятся только в стихотворном сочинении Шади «Фатх-наме» (Акимушкин 1969, с. 49). Шейбани обменивался с возлюбленной нежными письмами, а позднее осмелился даже совершать набеги на Мангытский юрт, чтобы вынудить Мусу выдать за него дочь[88].
Однажды в Сыгнак, где обретался Шейбани, прибыл посол с приглашением в ставку Мусы (Бинаи 1969, с. 103; Шади 1969, с. 71). Скорее всего это произошло после смерти Джанибека, т. е. около 1473 г. «Посланец просил от лица своего властелина, чтобы государь направился в Дешт, и обещал, что Муса встанет на его сторону, вручит ему ханство и будет преданно и искренне служить ему» (Хондемир 1954, с. 274)[89]. Мухаммед отправился на север. Муса с почетом принял его и разместил в своих кочевьях (Махмуд ибн Вали 1969, с. 366). Наверное, уже началась подготовка к коронации, из степи съезжались мирзы для участия в церемонии. Но тут поступило известие о том, что с юго-востока приближается большое казахское войско.
Верховный хан Бурундук б. Гирей, разъяренный сепаратистскими интригами мангытов и перспективой провозглашения ими хана из ненавистной семьи Абу-л-Хайра, поднял пятидесятитысячную армию против Мусы. Произошло крупное сражение, в котором принял участие и Шейбани с тремястами собственных дружинников, приведенных из Сыгнака. Во время схватки пал от вражеской стрелы сын Ваккаса, Хорезми, формальный глава Мангытского юрта. В конце концов, не добившись перевеса, Бурундук отступил (Березин 1849, с. 58, 65; Бинаи 1969, с. 103, 104; Таварих 1967, с. 270, 271; Хондемир 1954, с. 274).
88
В ташкентской рукописи труда Шади помещены миниатюры гератской школы, изображающие вручение княжне посланий от узбекского принца. Одна из них, «Посещение Шейбани-ханом Луноликой, пленяющей сердца», опубликована (Пугаченкова 1996, с. 23).
89
Бинаи, придворный историограф Мухаммеда Шейбани, излагает приглашение, направленное Мусой, в более подобострастных выражениях: «Приди к нам, будь ханом… Мы рабы тебе и прислужники» (Бинаи 1969, с. 71). Сомнительно, чтобы могущественный «хаким Дешт-и Кипчака» столь явно самоуничижался перед высокородным, но нищим и неудачливым (на тот момент) авантюристом.