Такой принципиальный шаг, как смена хана, мог произойти лишь по воле могущественного Мусы, и Аминек определенно являлся его выдвиженцем. Судя по некоторым отголоскам в русско-ногайской дипломатической переписке, между «хакимом Дешт-и Кипчака», с одной стороны, и его дядей Аббасом и братом Ямгурчи — с другой, в этот период возникли разногласия. Аминек в грамоте объявляет, будто его «держат царем себе» все трое из перечисленных персонажей. Но летом 1492 г. в Москву поступило донесение о кочевании Мусы на Эмбе отдельно от Аббаса и Ямгурчи, «а Опас… да Ямгурчеи с Мусою не в миру» (Посольская 1984, с. 46). Думаю, причиной ссоры была как раз фигура «ногайского царя», поскольку дальше в грамоте сказано: «Опас да Ямгурчеи послали в Тюмень по Ивака царя, а зовут его к себе». При этом сами «ногаи кочюют под Тюмень противу Ивака. А Ивак… идет к ним по их речем, что по него посылали» (Посольская 1984, с. 46–47). Эти события вспоминал в 1497 г. и сам Муса: «На братью свою прогневавшися, в Туркмен ездил есмь, и здешние братья почали докучати, да и привели (т. е. упросили вернуться)» (Посольская 1984, с. 50). Об Аминеке с тех пор нет упоминаний[98].
В начале 1490-х годов в дипломатической переписке четко просматривается высокий статус Аббаса. Он всегда называется князем (бием), в то время как его племянники Муса и Ямгурчи — мирзами; при перечислениях его имя всегда ставится на первом месте. Следовательно, он продолжал официально оставаться главой Мангытского юрта, и его ранг бия имел именно «племенной» оттенок, в отличие от Мусы, который в свое время стал бием в качестве ханского беклербека. Кстати, может быть, этим и объяснялись настойчивые поиски Мусой царевичей: должность Мусы имела смысл только при правящем хане. Аббас ни разу не упоминается после 1491 г. Скорее всего около этого времени он умер, и исследователи недаром ограничивали период его «княжения» этим годом (Сафаргалиев 1938, с. 82). Аббас ушел из жизни в восьмидесятилетием возрасте бездетным (Небольсин 1852, с. 54; Усманов М. 1972, с. 83).
Возможно, именно кончиной мангытского патриарха было вызвано возвращение Мусы от туркмен[99], а «докучали» ему на предмет возвращения только братья, уже без дяди Аббаса. Явившись в родной Юрт, Муса застал отправлявшиеся в поход на Казань ногайские войска, снаряженные в его отсутствие Ямгурчи и ханом Ибаком, который вновь превратился в «ногайского царя». Инициаторами кампании выступили казанские князья, бежавшие «в Ногаи». Не желая ссориться с Иваном III, который осуществлял протекторат над поволжским ханством, Муса «царю [Ибаку] бил челом» и повернул войско назад (Посольская 1984, с. 50). Теперь его воле перечить никто не смел: после смерти дяди Муса стал старейшиной как старший сын Ваккаса, совместив наконец бийство над Юртом с бийством при хане (Ибак признал его своим «князем»-беклербеком — см.: Посольская 1984, с. 49). В письмах Муса начинает называть себя князем[100]. Система же отношений с тюменским государем оставалась прежней — ногаи признавали его номинальный сюзеренитет и предоставляли в его распоряжение свою бесчисленную конницу.
В начале 1493 г. Муса и Ямгурчи задумали повторить триумф 1481 г. и повели сибирско-ногайское войско с Ибаком и Мамуком к Астрахани с целью двух братьев-сибиряков «цари учинити» на Волге. Объектом нападения на этот раз оказались сыновья зарезанного двенадцать лет назад Ахмеда, ханы-соправители Большой Орды, Шейх-Ахмед и Саид-Махмуд. Однако по неясной причине (возможно, из-за того, что с запада не прибыло союзное ногаям крымское войско), не дойдя до цели, ногаи развернулись и «назад к Тюмени покочевали» (ПДК, т. 1, с. 168, 206). Неудача не смутила Ибака. В следующем году он напомнил Ивану III, имея в виду убийство Ахмеда в 1481 г., о занятии им, Ибаком, трона Бату и указал, в частности, что «великого князя детей (потомков Эдиге. — В.Т.) на княженье учинив, на отцов юрт к Волзе пришед, стою» (Посольская 1984, с. 48–49). На самом же деле «на отцове юрте стоять» ему не пришлось. Муса и Ямгурчи предпочли менять большеордынских ханов без его помощи (Григорьев А. 1985, с. 178), а Ибак вернулся в Тюмень, где в 1495 г. был свергнут и убит местной знатью, Тайбугидами.
98
Политически ничтожная фигура Аминека мелькнула в эпизоде ногайско-русской переписки и исчезла. Этот хан явно выступал в качестве марионетки Мусы, и его поставление служило, может быть, компромиссом между Аббасом и Мусой. Напрасно А.Беннигсен и Ш. Лемерсье-Келькеже приписывают ему реальное правление, реальные полномочия, при которых Ногайская Орда сохраняла-де единство (Bennigsen, Lemercier-Quelquejay 1976, р. 205). Косвенное подтверждение разногласий между двумя биями обнаруживается в перечислении Шейх-Мамаем б. Мусой своих предшественников на посту бия: «При Окасе князе и при Мусе князе, и при Шигым князе, и при Кад (т. е. Саид. —
99
Среди прочих элей Ногайской Орды были и туркмены, их северо-западная группа, населявшая Устюрт и Мангышлак (Агаджанов 1993, с. 36). С XIII в. сырдарьинские туркмены были вовлечены в миграции на северо-запад, вызванные монгольским завоеванием. Туркменские переселенцы кипчакизировались, хотя и сохранили свой этноним. Часть их кочевала в Волго-Яицком междуречье (Кузеев 1974, с. 183, 184). Судя по контексту, Муса двинулся куда-то далеко от Яика — на Устюрт или Мангышлак.
100
Хотя первое такое титулование содержится в грамоте, привезенной в Москву в марте 1497 г., реально Муса возглавил ногаев сразу после смерти Аббаса, около 1491 г. Уже в январе 1492 г. русским гонцам, направляемым к ногаям, было велено выяснить, взял ли «к себе Муса из ординских царей из Махмутовых и из Ахматовых детей которого ни буди», а если «взял», то не брать с собою на Русь посланцев от этих «царей» (Посольская 1984, с. 41). То есть с Мусой общались уже напрямую, как с настоящим государем, не через голову или посредничество Аббаса либо Ибака.