Исходя из фразы ханской грамоты о Тимуровых «базаре и волости», что достались Таваккулу, можно было бы предположить — вслед за В.Е. Сыроечковским, — что уже в конце XV — начале XVI в. в Крыму имелись мангытские улусы (Сыроечковский 1940, с. 33). Но массовый приток мангытских переселенцев все же начался после 1502 г., т. е. после уничтожения Большой Орды. Кроме того, мы видели, что владения Тимура находились вне первоначальных пределов Крымского юрта — на Днепре. А вот когда южнорусские степи оказались под властью Гиреев, то и кочевья большеордынских мангытов вошли в состав ханства. Только с той поры правомерно вести речь о мангытских улусах в крымском государстве. Относительная многочисленность и компактное проживание быстро превратили этих новых подданных в чрезвычайно влиятельный фактор внутренней политики. Основные кочевья мангытов остались на прежней территории — в степях между Перекопом и Днепром (Le khanate 1978, р. 12). И хотя Менгли-Гирей и позже его сын и преемник Мухаммед-Гирей довольно настороженно относились к этой массе кочевников (см.: Иналджык 1995, с. 86), те стали прочной базой и тылом нового аристократического клана Мангытов — Мансур-улы, отчасти потеснившего местную татарскую знать[114].
Выше мы отмечали, что правители Крыма не воспринимали ногайских биев как равных себе по положению. До последней четверти XV в. сведений о связях Мангытского и Крымского юртов нет. Наверное, лишь сибирско-ногайское нападение на Ахмеда в 1481 г. заставило крымцев увидеть в ногаях силу реальную и, главное, — враждебную Большой Орде, основному противнику Гиреев. При этом поддержка Мусой некоторых сыновей Ахмеда все же не мешала Крыму полагаться на ногаев в общей антиордынской стратегии. Мы уже выяснили, что в начале 1490-х годов предпринимались неоднократные попытки наладить военное сотрудничество на этой почве.
Отношения стали ухудшаться после 1502 г. Большая Орда исчезла, оснований для коалиции более не находилось. Да и отдельные ногайские мирзы солидаризировались с осевшим в Литве Шейх-Ахмедом — в том числе в его интригах против Бахчисарая. Менгли-Гирей пока не видел в Ногайской Орде врага, но и все переговоры о союзе с ней прекратил. И Бахчисарай, и Москва пытались прямо и окольным путем (через казанского хана) отговорить заволжских мирз от безнадежной авантюры — борьбы за восстановление Большой Орды. Летом 1502 г. ногайский отряд впервые напал на крымское посольство по пути из Москвы и ограбил его. Хотя бывший в его составе русский дипломат по прибытии в крымскую столицу заверял хана, что, по московским данным, главные иерархи Ногайской Орды на его владения «ратью не идут и Крымские стороны не воюют» (ПДК, т. 1, с. 472), отношения между Юртами стали неуклонно ухудшаться. Глава ногаев Ямгурчи пытался сдержать своих сородичей-сторонников Шейх-Ахмеда и докладывал об этом Менгли-Гирею. В конце концов ему удалось уговорить их оставить неудачника Ахматовича.
В мае или июне 1503 г. в Крым прибыло большое посольство «из Нагаи». Возглавлял его мирза Султан-Ахмед б. Муса. Ногаи торжественно передали Менгли-Гирею от лица Ямгурчи обещание поддерживать «роту и шерть» с ним, как бывало при Мусе, признавали его «государем нашим… царем» и обещали Ахмедовых детей «не оставить (в покое. — В.Т.) — поискать и разогнать» (ПДК, т. 1, с. 474). Хан сообщил обо всем этом в Москву с удовлетворением, но тесного и долговечного союза все-таки не складывалось: слишком ничтожен был теперь общий враг. Тем не менее данное посольство имело, очевидно, принципиальное значение для дальнейших судеб ногаев. Они проторили дорогу в Крым, и это им очень пригодится в следующем десятилетии, когда многим мирзам придется бежать из-за Волги. До тех пор ни один из заволжских Едигеевичей не селился в Крымском юрте.
114
О правовом статусе мангытской знати в Крыму XV в. см. также: Сыроечковский 1940, с. 67, 68; Trepavlov 2001, р. 23, 24.