Думаю, можно согласиться с С.К. Ибрагимовым, расценившим отношения Казахского ханства с ногаями в 1460–1530-х годах как борьбу (Ибрагимов 1961, с. 172): первое не желало лишаться своего правого крыла с многолюдным Мангытским юртом, вторые уже почувствовали вкус независимости и не собирались уступать ее Чингисидам, «Урусовым царевым детям». С конца 1500-х — начала 1510-х годов казахский фактор начинает проявляться во внешней политике Ногайской Орды. Он представлял собой в определенной степени сдерживающее начало, так как не позволял ногаям проявлять слишком большую активность в отношениях с поволжскими ханствами, Крымом и Россией (Исин 1988, с. 1). Мирзы с крупными отрядами должны были постоянно охранять восточные границы Орды за Эмбой.
Увод Джанибеком б. Бараком своих подданных из Яицко-Эмбинского междуречья во второй половине XV в., а также активные торговые, политические контакты и войны с узбеками привели к тому, что подавляющая масса казахов расселилась далеко на востоке и юго-востоке, концентрируясь главным образом в районе Семиречья. Фазлаллах б. Рузбихан Исфахани, описывая ситуацию первого десятилетия XVI в., отмечал, что «казахский народ занимает места по окраинам, по сторонам и рубежам степи» (Исфахани 1976, с. 93, 144). Очевидно, ногаев и казахов разделяло обширное малонаселенное пространство.
Прекращение всяких официальных связей привело современников к стойкому убеждению, будто те и другие обладают самостоятельными политическими образованиями, не связанными между собой. Тот же хронист рисует такую этнополитическую картину восточного Дешт-и Кипчака начала XVI в.: «Три племени относят к узбекам, кои суть славнейшие во владениях Чингиз-хана. Ныне одно (из них) — шибаниты[130]… Второе племя — казахи, которые славны во всем мире силою и неустрашимостью, и третье племя — мангыты… Ханы этих трех племен находятся постоянно в распре друг с другом, и каждый (из них) посягает на другого. И когда побеждают, то продают друг друга в рабство и уводят в плен» (Исфахани 1976, с. 47–48, 62). Подобным же образом отделяет ногаев от казахов и Матвей Меховский в «Трактате о двух Сарматиях»: «Татарских орд четыре, и столько же их императоров. Это именно орда заволжских татар (т. е. не существовавшая во время написания "Трактата" Большая Орда, анахронизм в тексте. — В.Т.), орда перекопских (Крымский юрт. — В.Т.), орда козанских, а четвертая орда ногацких. Добавляют еще и пятую, не имеющую императора, и называют ее казакской» (Меховский 1936, с. 63, 144). Тезис об отсутствии у казахов «императора» порожден, вероятно, значением слова казак — «изгой, человек вне Юрта», т. е. действительно не подчиненный «императору»-хану. На самом же деле у казахов в то время имелось целых два монарха-соправителя.
Эти соправители — Бурундук и Касим (прибравший к рукам реальную власть в ханстве) решили установить господство над ногаями. Кровавые раздоры между мирзами как нельзя лучше способствовали их планам[131]. Первым признаком обострения внимания казахских властителей к ногайским кочевьям был эпизод, зафиксированный в грамоте Алчагира Василию III (привезена в Москву в августе 1508 г.): «Сеие стороны нам ратны казаки. Сказали нам, что идут к нам ратию, и мы противу их покочевали и, Бог даст, оттоле поздорову воротимся» (Посольская 1984, с. 80). Как нам уже известно, Алчагиру удалось вернуться «поздорову» и активно включиться в борьбу с Шейх-Мухаммедом. Состоялась ли стычка с казахами — неизвестно. Но шли они, надо полагать, крупными силами, ведь восточные ногайские заставы не рискнули в одиночку отражать набег и вызвали («сказали нам») подкрепление с Волги. Столь же неясна и персона предводителя казахского войска. Дальнейшие события показывают, что инициатива войны с Ногайской Ордой принадлежала хану Касиму б. Джанибеку.
Он родился около 1445 г. (Кляшторный, Султанов 1992, с. 271). После смерти отца и дяди, Джанибека и Гирея, по иерархическому раскладу сначала подчинялся хану Бурундуку и под его началом участвовал в походе 1472 (1473?) г. против Мусы и Шейбани. «В то время, — пишет Мухаммед-Хайдар, — хотя Касим еще и не принял титула хана, его могущество стало настолько велико, что никто и не думал о Бурундук-хане. Но он (Касим) не хотел находиться поблизости от Бурундук-хана, потому что если быть вблизи и не соблюдать при этом должного уважения, то это означает возражать хану, а повиноваться ему душа не желала… Бурундук-хан находился в Сарайчуке; Касим-хан, отдалившись от него, подошел к границам Могулистана и избрал своим зимовьем Кара-Тал» (Haidar 1895, р. 274).
131
А.И. Исин при исследовании казахско-ногайских отношений в XVI в., кажется, не вполне разобрался в сумме факторов, приведших к казахской экспансии за Эмбу. Он пишет, что «в условиях крымских вторжений в Поволжье ногайские мурзы были вынуждены пойти на уступки Казахскому ханству» (Исин 1985а, с. 41–12), т. е. Крым являлся враждебной по отношению к ногаям силой, ослаблявшей их. И вместе с тем тут же приводит свидетельства о попытках мирз найти поддержку именно у крымского хана (Исин 1985а, с. 42). Все же представляется, что политика Крымского юрта довольно слабо и косвенно учитывалась ханом Касимом; во всяком случае, мне не встречались документальные подтверждения на сей счет.