Теперь ещё несколько важных пометок, относящихся к кантовской теории морали.
— А вот эти направления, что сохранится ли общество, не приведет ли к самоотрицанию — Кант во всех случаях это добавляет, или это дополнения, они вскользь идут или он их приводит в качестве основного критерия?
Ну, разумеется, по поводу самоотрицания — это главный критерий, он всегда присутствует, конечно, он заявлен в «Критике практического разума» как основное положение.
— Просто его не любят упоминать, этот критерий.
Ну, тут, так сказать, мотивы могут быть разные, может быть в целях просто упрощения, хотя просто в действительности.
— Просто без них система рассыпается, непонятно абсолютно.
Да. Согласен. Иначе не понятно просто. Да, верно. Это та ситуация, когда упрощение, напротив, приводит к усложнению понимания.
— Вадим Валерьевич, еще вопрос. Допустимо ли вообще рассматривать всё это толкование, перенося, скажем так, в тональность того, что моральное, априоризм морали заключается в том, что должно быть в принципе некое предпочтение как разведение чего‑то неприемлемого и чего‑то приемлемого. И всеобщность в форме априорности заключается именно в этом. А какого‑то конкретного свода предпочтений он не приводит. Потому что здесь можно иллюстрацию по аналогии провести с априорной формой чувственности, пространства и времени, там, где считается, что он описывает эвклидовское пространство, вот, в частности, говоря о том, что появилась геометрия Лобачевского все пр. с современных позиций опровергают саму постановку вопроса об априорности вообще. Хотя, как бы, последующая дескрипция…
Ну, да.
— Там только одна аксиома была не вполне самоочевидна …
— Ну, достаточно одной аксиомы, точно так же как достаточно одного туземца, у которого принципиально другое видение морали и вообще нет постановки вопроса о моральности как таковой.
Опытом этот вопрос не решить, на мой взгляд. Потому, что всегда можно сказать, что этот туземец не обнаруживает морали, просто этот моральный закон глубоко спит, так сказать, спит непробудным сном в его душе, но если его растормошить, то тогда он осознает. Понимаете, вот в случае как с этими опровержениями мнимыми кантовского учения об априорности пространства и времени, — это просто меня всегда тоже изумляет. Уж начнём с того, что геометрия Лобачевского вовсе не противоречит эвклидовой геометрии.
— В том то и дело что там берётся дескрипция и на основании дескрипции опровергается сама постановка вопроса. Вот, что бы здесь не было так же, потому что иначе такое ощущение, что если к «Критике чистого разума» он пробудился, то к «Практическому разуму» опять заснул догматическим сном. Потому что здесь идёт постулирование чистейшее. Единственное, что спасает, вытягивает этот императив хоть как‑то это вот то, что мы узнаём, что вообще есть некая врожденная (но врожденная нельзя говорить потому, что присуще изначально как конструкция) — тенденция разводить нечто приемлемое и неприемлемое и извечно существовать вот в этих разведенных фазах и принудительно делать эти разведения основой для всеобщего поклонения и почитания.
Можно и так это сформулировать. Можно и так. Но только предпочтение и не предпочтение — здесь надо тоже уточнять. Бывают разные предпочтения. Бывает предпочтение вкусного и невкусного: все предпочитают вкусное невкусному, но здесь нет никакого отношения к морали.
— Ну, имеется в виду неизбежное предпочтение, непредпочтение чего может оказаться настолько деструктивно, что…
— Второй довод такой, что, вот с твоей позиции ты сегодня можешь хотеть одного, а завтра другого. Сегодня ты борешься с коррупцией, завтра тебе предпочтительней воровать. Вот кантовский императив — он не допускает перемены в таких установках.