«Арчи, ты здесь?..»
В звенящей тишине я совершенно не чувствовала собственного тела, не видела обещанный свет в конце туннеля, а картинки прошедших дней не проносились бесконечным калейдоскопом перед моими глазами. Была лишь давящая боль, которая отступала все дальше, пока не оборвалась совершенно. За ней последовал глухой удар и как беспомощный новорожденный, наделенный первым и самым важным рефлексом — дышать, я со свистом втянула спасительный кислород. Горло саднило и пульсировало изнутри, будто там застряла острая наждачка, и я тяжело закашляла, впиваясь ногтями в холодные простыни и извиваясь на постели от удушающей боли. В глаза ударил яркий верхний свет, вокруг заплясали цветные пятна, и я хотела повернуть голову, найти источник спасения, вернуть зрительный фокус, но каменные ладони крепко удерживали меня на месте. Лишь спустя некоторое время мне удалось распознать множество голосов в комнате и увидеть дорогое сердцу лицо, что склонилось надо мной и не давало сдвинуть с места поврежденную шею.
— Мышонок, боже мой, что этот ублюдок с тобой сделал?.. — Понимание происходящего врезалось в мысли настолько резко, что я принялась безуспешно вырываться из ледяной хватки, сипло хватать ртом воздух, кашлять и одновременно с этим пытаться отползти как можно дальше в изголовье кровати.
Ледяные ладони матери так и застыли на том месте, где только что были мои пылающие щеки, пока я размещалась на ворохе мягких подушек, пыталась отдышаться, подгибая под себя дрожащие коленки. Что это еще за ерунда? Почему она здесь, почему я вижу, как на бессмертном лице расцветает недоумение, смешанное с болью; будто от неожиданной пощечины. Ведь она должна быть в Денали, Японии, да где угодно! И думать о том, что ее малышка обречена. На ней не было привычных роскошных, дизайнерских нарядов, губы не сияли новым оттенком алой помады, а миниатюрное тело не рвалось ввысь от тошнотворно высоких каблуков. Вместо этого передо мной замерла Таня Денали, которая-таки нашла в себе силы вернуться и сделала это настолько вовремя, что спасла меня от возможной смерти. Но кто ее звал?..
Я уткнулась лицом в мягкую подушку и беззвучно заплакала, в конечном итоге осознавая, что несколько минут назад чуть было не натворил чертов неуравнобешеный Мэнголд. Что же за хрень с ним происходит?..
По огромному стеклу расползлась паутина больших и маленьких трещин, и я недоумевала, каким чудом вампирессе удалось взять под контроль свои силы и не пробить раму насквозь его хрупким человеком. Я сначала и не заметила неподвижное тело парня из-за спин двух других вампиров. Они о чем-то тихо переговаривались и в отблеске горящих ламп я видела то профиль с пшеничными вихрами, то темно-коричневыми. Джаспер и Елеазар склонились над контуженным Мэнголдом.
— Лиззи, милая, взгляни на меня, прошу.
Кровать прогнулась от веса ее тела, и я ощутимо вздрогнула, устремляя горестный взгляд на Карлайла, который о чем-то тихо беседовал с Эмметтом, успевая неусыпно отслеживать обстановку в комнате. Громила сжимал убийственно-огромные кулаки и не спускал злого, хмурого взгляда с Алекса, но от слов Карлайла горделиво улыбнулся, выпятил грудь и выдал ответ, который заставил доктора рассмеяться. Он похлопал сына по плечу и встретился взглядом со мной. Радость моментально сошла с его лица.
— Позволь мне тебя осмотреть, Лиз, — доктор пересек пространство комнаты и протянул раскрытую ладонь. Я беспомощно переместилась ближе к нему, в надежде получить такую дозу седативов, что после нее позабуду случившееся, как один большой страшный сон.
Карлайл крепко удерживал мою голову, когда вынимал из-под нее подушку, и уложил меня на ровную поверхность, прежде чем начать аккуратно ощупывать мягкие ткани.
— Карлайл, у нас здесь небольшая проблема, — позвал Джаспер, и доктор остановился, обращая взгляд на двух других вампиров. Я с трудом сглотнула, со свистом выдыхая воздух и боясь даже смотреть в сторону распластавшегося на диване парня.
Дверь в комнату с глухим стуком ударилась о стену. Элис схватилась за косяк, который затрещал под мраморными ладонями. Я не успевала распознать ту череду эмоций, что менялась на ее лице каждую секунду.
— О нет… — С ее губ сорвался сдавленный стон, и я буквально могла ощутить, как в мое тело медленно просачивается ужас, как начинают ныть мышцы и кости, как пленительная мгла окутывает сердце, сжимает его в губительные тиски. Джаспер моментально оторвался от «маленькой проблемы» и подхватил спутницу жизни, которая медленно оседала на пол. Я не услышала его тихий вопрос, но ее губы зашевелились в ответ. Янтарные глаза вампира встретились с моими. Что-то вот-вот произойдет, и я тому причина.
Холодные пальцы доктора осторожно ощупали мои лимфа узлы, и я зашипела от неожиданности и боли, выворачиваясь из его рук. Горло саднило как снаружи, так и внутри, а от ледяных прикосновений я чувствовала себя уязвимой и беспомощной. Карлайл поспешно отпрянул и глубоко вздохнул, прежде чем застегнул на моей шее мягкий фиксирующий воротник. Что может быть еще более унизительным?
Я безмолвно попыталась его стянуть, со злобой и чувством несправедливости смотря на Карлайла. Но он лишь отрицательно качнул головой и убрал мои пальцы от шеи. Таня была похожа на детектор моих мучений. Она бессильно опиралась о гладкий бок книжной полки и стояла так неподвижно, словно обратилась в камень. На лице застыла маска страдания, боли и горя в их высшем проявлении. Должно быть ей стоило огромных усилий не обращать внимания на Мэнголда, но в голове она наверняка уже выстроила план по его хладнокровному убийству. Однако Алекс не должен страдать из-за меня. Ведь это я привнесла в его жизнь срывы, агрессию, жажду убить меня к чертовой матери!..
— Лиззи, попытайся выпить немного воды, хорошо? — доктор протянул бутылку, и я безмолвно кивнула, осторожно пытаясь сесть и чувствуя себя местным посмешищем. В ладонях клацнул пластик. Доктор Каллен стремительно прошествовал к Елеазару, который бдел над ошалевшим Мэнголдом. Вампир переместился чуть вбок, и я увидела огромные, налитые кровью васильковые глаза, что смотрели в пустоту. Сухие бледно-розовые губы что-то неслышно бормотали. Да он же плачет…
— Они идут сюда… — раздался тихий голос Элис, и мать с ужасом воззрилась на провидицу. Бледное лицо вытянулось, четкие скулы заострились, а малиновые губы задрожали. Боится. Боится, ведь из-за меня их всех могут убить…
Я беспокойно переводила взгляд от одного к другому и силилась понять, по какому такому удачному стечению обстоятельств абсолютно все одномоментно оказались дома? Ведь целый день мы с Эмметтом были совершенно одни, его вынудили заботиться обо мне и превратили из весельчака и беззаботного парня в няньку. Но я была так благодарна, что он не оставил меня страдать от температуры, воспринял слова Карлайла и Эсме всерьез и подошел к делу с полной ответственностью. Надо бы его поблагодарить.
— Этот мальчишка — эмпат, — коротко произнес Елеазар в ответ на сумбурное высказывание Элис. — И он словно зеркало перенимает повадки кого-то из свиты. Кого-то, кто знаком с Лиз ближе, чем мы могли предположить. Но не может быть, что он просто так соотносит этот сигнал именно с Лиззи, думаю, нам еще предстоит выяснить все подробности.
Я едва не подавилась водой, чем вызвала закономерное внимание матери. Но чего я не хотела наверняка — так это встречаться с ней взглядом, видеть, как в золотых глазах отражается желание мною обладать. Желание вновь обратить меня в беспомощного ребенка у нее на попечении. Мне было так трудно привыкнуть жить без Тани, что ее возвращение грозилось разрушить тот намек на самостоятельность, что зародился внутри меня.
Карлайл никак не отреагировал на слова Елеазара и принялся задавать Алексу тихие вопросы, проверял зрачки фонариком, и я набрала полную грудь воздуха, не уверенная в том, что смогу произнести хоть слово.
— Он не должен знать о вас. — Уверена, где-то наверху Эмметт только что сказал, что я похожа на Дарта Вейдера, но мне было все равно. — Отвезите Алекса домой, не портите ему жизнь, — сипло произнесла я и замолчала, встречаясь взглядом с Мэнголдом. Тем самым парнем, который позвал меня на День Благодарения даже несмотря на наши общие склоки, тот, что помог мне заправить машину и не давал упасть на скользких парковых дорожках. Тот, что чуть не задушил меня каких-то десять минут назад. Меня пробирало до глубины души, пилило надвое, жгло в адском пламени от болезненного разрыва, что нам предстоял. Ведь любые возможные перспективы нашей дружбы оборвутся после сегодняшнего дня. Если вместо этого не оборвутся наши жизни.