Дикий, еще не прирученный городскими стенами, ветер прямо на его глазах надувал сугробы, вырисовывал застывающие белоснежные волны с хрупкими хребтами, обнажая почти исчезнувшие следы снегохода. Зыбкие отпечатки шин вели к горным озерам, вода в которых не прогревалась даже в жаркие летние месяцы. Сюда люди не ездят на отдых с семьей, соблазниться здесь нечем. Вот, судя по всему, Денали и решили устроить себе уединенный каток. Странное развлечение для тысячелетних; но вампир велел себе оставаться непредубежденным. Все они иногда не чураются человеческих забав. Его собственный господин нередко смеялся над его пристрастием к современным книгам.
Колючий сухой взгляд стража подернулся мутной пеленой. Узкие ноздри дернулись, ноги сами понесли его ближе к ледяной кромке, к изумрудной глыбе застывшей воды, по которой скользил ее призрак. В ушах зазвенело от серебристого хохота и гулкого, ровного хода человеческого сердца. Он ощутил идущий от ее разрумянившихся щек жар юной, неиспорченной, девственной крови, почуял мускусный запах выбившихся из-под вязаной шапки белокурых вьющихся прядей. Тогда, когда он почти закончил охоту и был грубо прерван, ее чудесные волосы тоже скрывал этот безвкусный головной убор. Когда дело будет закончено, когда она будет, от ступней до бус на шее, вся его, он сожжет ее нелепую одежду и перед смертью облачит ее в шелка.
Он почувствовал во рту горечь занимающегося яда и глубоко вдохнул студеный горный воздух. Он уже как триста лет забывал дышать, а во время поисков эта привычка недопустима, иначе он потеряет рассудок от пропитавшего воспоминание аромата.
Тогда, во время первой облавы, он чуть не сорвался. Позволил себя соблазнить, отвлечь — это было первой ошибкой. Надо было запретить себе глазеть на текущую по виску тонкую струйку крови, сказать «нет» настойчивому желанию коснуться губами свежей раны, чтобы остановить, пригубить, насытиться… Надо было, как в старые времена, взвалить ее на плечи и унести туда, где им никто не помешает. Но нет же, он решил полюбоваться. Ему, дураку, уже больше тысячи лет, а он ничему не учится.
Что же, по крайней мере, он не так глуп, как члены клана Денали. О, женская наивность, предсказуемость, самонадеянность! Нет ничего, что они сумели бы от него скрыть, даже самую обыденную мелочь вроде едва заметно потрепанной ткани ремня безопасности на пассажирском сидении. Здесь возили хрупкого человека. Бессмертным, живущим в такой дали, незачем иначе использовать замысловатые меры предосторожности, притворяться, что автокатастрофы достаточно, чтобы их убить. Здесь была она — он знает, несмотря на полное отсутствие теплого человеческого запаха, который им невесть как удалось вывести.
Зря твои бывшие хозяева стараются, малышка. Так или иначе, ты узнаешь все до одной тайны сокровенного мира, что долгие тысячелетия покоился в тени заброшенных каменных крепостей, про существование бессмертных помимо очеловечившихся, падших пожирателей животных. Денали в какой-то степени сыграли ему на руку, открыв перед ней свою истинную сущность. Ведь теперь она не станет бояться, а значит, окажется еще более предсказуемой. Будет считать, что случайное знание обеспечит ей безопасность, глупая милая девочка…
Достаточно корить себя, решил он. В тот день он мог бы без труда вернуть ее назад, но сознательно не стал. Малышка могла не пережить путешествия. Именно поэтому он вовсе не упустил свою добычу, а лишь дал ей уйти. Чтобы в нужный момент забрать облагороженной и довольной, полной до кончиков пальцев мягкого, мерцающего света, который людям придает счастье.
Жаль, сейчас он не знает наверняка, куда же упрятали его долгожданный приз.
Феликс дотошно проверил Анкоридж. В семейном доме давно живет другая семья, и нет того блестящего рояля в гостиной, она больше никогда не сыграет прелюдию или опус на родном инструменте. Все, что было ей близко, погибло. В этом он был уверен. Оставалось лишь два возможных варианта: человеческая частная школа на другом конце света или же верные друзья Денали. Самые верные и молчаливые из всех.
Каждый обитатель дома был предсказуемо занят, предсказуемо скован и напряжен. Растопленное золото в их глазах пропиталось волнением; попытки показать удивление оказались слишком очевидными, и вампир снисходительно усмехнулся, от чего у него свело начавшие каменеть от продолжительного молчания губы. Его товарищи из свиты, напротив, были уверены, в каждом их движении прорисовывались контроль и власть. Феликс оставил напоказ широко открытой входную дверь, снег с тихим шорохом опускался на блестящий паркет, но никто не смел попрекнуть его за дерзость.
Так-то, падшие. Вот как легко разрушить вашу смехотворную попытку дома и семьи.
Лицо главы клана, маленькой и самоуверенной светловолосой женщины, оставалось непроницаемым. Он хорошо знал это выражение, маску, за которой можно было спрятать любые предательские эмоции — но лишь до поры до времени, пока правильно не надавишь. Вампир наблюдал, как она медленно, словно отвлеченная от мирного вечернего досуга, спускается по лестнице. Белоснежные завитки волос трепал врывающийся через дверь ветер. Красивая женщина, достаточно красивая, чтобы ему захотелось схватить ее за горло, припереть к стене жестким коленом, как в старые добрые времена. Но он легко подавил в себе похоть. Не время думать о плотских удовольствиях. Сейчас для него не существует ничего, кроме поиска.
— Вольтури. Чем заслужили ваш визит? — Вопрос был задан сухо, но он все же уловил крошечный диссонанс резкого облегчения. Она рада ему, рада, что он здесь, в ледниках Аляски, а не там, где спрятан его приз. Вот только где это — там? Вот и начался стартовой круг его любимого танца, танца гонки, что скроет правду или сотрет противника с лица земли. Первого еще не случалось никогда — оттого-то вампир и имел слабость к этому жесткому развлечению. Он всегда побеждал.
Отбить человеческий запах в доме было гораздо сложнее, чем на ветреной улице. А уж уничтожить физические следы ее проживания и вовсе невозможно, пусть они и постарались на славу. Ему не нужно было много времени, чтобы найти то, что он искал.
Гостиная. Низкие кожаные софы разместились вокруг огромного камина, в котором догорали несколько увесистых поленьев. Тяжелые плотные портьеры создавали легкий, приятный глазу полумрак и скрывали за собой панорамные окна, за которыми таилась бескрайняя Аляска со снежными склонами и горными реками, что сочатся по промерзшей земле. Его всегда забавляли попытки скрыть искренние чувства, и он с удовольствием наблюдал, как на лицо то одного, то другого Деналийца набегает тень искажения.
Он мог бы закончить все сам, но обстоятельства требовали свидетелей, соратников. Стоит помучать Деналийцев подольше, вволю побродить по дому, пока кто-то наконец не выдаст правды, не выдержав страха перед огнем. По пути в большой дом он видел несколько кормушек для птиц — странное хобби вегетарианцев, — а теперь отыскал и корм, так неуклюже, так по-человечески рассыпанный в темном углу за камином.
Вампир двинулся к длинному стеллажу, где на прозрачном стенде красовались копии автомобилей каждого из победителей гран-при Формулы-1 прошедших лет. Миниатюрные шины, рулевые колеса, раскрашенные рекламными лозунгами блестящие корпуса. Ювелирная работа, что позабавит расстроенного человека. Он чувствовал, как взгляд главы клана подцепил его на крючок, как в каждом его непринужденном движении она будто ищет подсказку. Сейчас каждый ее вздох и шаг зависит он него — непередаваемое, пьянящее ощущение.
Он остановился на краю кухонного островка — ценнейшего атрибута человеческой жизни. Пространство зарябило, воздух потеплел на самых кончиках пальцев. Призраки вернулись. Тонкое облако кофейного аромата вьется от дымящейся на столе чашки, окутывает дом. Она трогательно дует на чашку, боится обжечься. Нежные щеки и налитые прозрачным соком губы розовеют от горячего пара. Она никуда не торопится и вполне может подождать, пока кофе остынет. Она расслабленно вдыхает горьковатый запах жареных зерен, греет хрупкие ладони о стенки чашки и наблюдает, как за окном ровным покрывалом ложится снег, грезя Бог знает, о чем. Она в безопасности.