Но сейчас ему было не до нее. Любимый в последний раз полюбовался на погасшие окна и сорвался с места, не взглянув дважды.
Знание обжигающей волной струилось по мышцам Деметрия, охотничий инстинкт захлестывал, как ледяные волны зимнего прибоя. Страж знал, где искать девочку, но не мог явиться туда в одиночку. Одному не справиться со стаей оборотней. От досады он сделал огромный крюк, потом перешел на вкрадчивую, звериную походку, прижимаясь к земле настолько близко, насколько позволял его огромный рост. Под ногами размеренно заскрипел кладбищенский снег. Тонкие губы вампира изогнулись в ироничной усмешке, когда ладонь стряхнула снежный наст с гладкого мраморного постамента. Сорок восемь имен были выцарапаны на холодном куске камня. А вот и она, Элизабет Кингсли. Вампир затаил дыхание, ладони изогнулись, как будто в его руках вновь оказалось невесомое тело. Сердце гулко билось в ее груди, и она, поддавшись его чарам, наконец перестала истошно кричать — в завороженных зрачках отражалось высокое зимнее небо. Губы бессвязно бормотали одно-единственное имя, по бледной щеке размазалась свежая кровь. Он хотел оправдать себя, прежде чем унести ее прочь, приласкать, утешить, сказать, что все вышло случайно, что убийство ребенка — одна из немногих недопустимых для него вещей… Но его прервали, и зов ее свежей крови был невыносим.
Хайди и Феликс терпеливо ждали в оговоренном ранее месте. Лесной домик безызвестного охотника насквозь пропитался затхлым запахом чучел животных с кислой примесью крепкого самодельного алкоголя и застарелого пота. Отвратительное обиталище человека.
— Что дальше, Деметрий? — Хайди стояла в самой середине комнаты и разглядывала торчащие клыки морды огромного кабана со смесью брезгливости и любопытства. Шерсть на холке зверя задралась и облезла, оголяя сухую кожу.
— Нужно сообщить новости Господину, — нехотя отозвался ищейка и требовательно протянул вперед руку. — Сами мы не сможем забрать ее.
— Это что еще такое?! — голос Хайди звучал отрывисто и гневно. Она была страшной домоседкой.
Она могла сверлить его капризными, умоляющими глазами сколько угодно, да вот только ему было все равно. Это была его цель, его миссия, и его решение оставалось последним. К тому же Хайди не умела долго злиться и спорить, что очень нравилось консервативному Деметрию. Она успокоилась и передала Деметрию радиотелефон, спрятанный во внутреннем кармане усовершенствованной, современной мантии, а сама исчезла в дверном проеме, растворившись в густом снегу. Феликс застыл у дальней стены, возвышаясь почти вровень с бурым медведем. Этот добрый друг никогда не подведет, не станет оспаривать приказаний.
— Я ждал, что вы скорее вернетесь в замок, Деметрий. И не с пустыми руками, — голос Аро звучал глухо и угрожающе. — И велел не звонить мне без причины. Неужели ты все еще не нашел мой экспонат? Уж не пора ли мне подыскать нового ищейку?
Деметрий неосознанно дернулся, но быстро пришел в себя и выпрямился настолько, насколько позволял ему низкий потолок.
— Денали знали о нашем визите и перепрятали девчонку, — сухо отозвался Деметрий. — Теперь Элизабета гостит у ваших добрых друзей.
— Каких еще друзей, Деметрий?
— Калленов, мой господин, — усмехнулся ищейка.
Где-то на заднем плане послышался оглушительный треск, связь прервалась, и Феликс обратил свой взгляд на стража. На его губах плясала опасная, озорная улыбка. Причуды господина были хорошо известны обоим, и, убедившись, что Хайди не смотрит, Деметрий шутливо покрутил пальцем у виска. Феликс зашелся от беззвучного хохота. Италия вернулась на связь в течение минуты.
— Не смей мне язвить, солдат. Ждите дальнейших указаний в Торонто, — замшевый голос Аро звучал приглушенно и по-настоящему предупредительно. — Держитесь в тени. Они не должны узнать о нас раньше времени.
— Будет сделано, Господин.
На другом конце провода повисло молчание. Несколько минут вокруг сквозила звенящая тишина; задувал ветер, скрипели тяжелые дверные петли, нашептывал только одному ему известные тайны падающий снег.
Их ждала канадская провинция Альберта и ее самый крупный город — Торонто. Несколько дней, недель или месяцев — сколько понадобится ждать, прежде чем Аро даст сигнал к действию? Сколько ждать, прежде чем вместе со свитой явится он сам, явится ради одного-единственного непредсказуемого человека? Что же, небольшая передышка еще никому не мешала. У них будет время пропитаться жизнью нового города и вдоволь поохотиться.
***
Вампиры разместились в высокой мансарде здания, выстроенного в неподражаемом стиле Арт Деко и находящегося в самом центре города. Его окружали застекленные стальные высотки, обвивали крупные магистрали и многолюдные улицы. Узкие тротуары вокруг все еще были выложены каменной кладкой, которую добыли в карьере на окраине города. Аварийный, пропитанный красотой декаданса, дом давно должны были снести, уступить место серебрящемуся торговому центру или бетонной парковке, и жители давно с этим смирились; в одной из темных, сырых квартир доживала свой век одна-единственная старушка. Между стенами ежеминутно бегали крысы, и от их возни осыпалась штукатурка.
Феликс большую часть дня проводил на крыше, откуда удобнее всего было наблюдать за бурлящей жизнью города. С удивительным для великана искусством он прятался за трубой и наблюдал за раскинувшейся внизу панорамой. Там, за поворотом, стелилась широкая улица, бились сотни сердец, приключались миллионы историй. Но ночь была его любимым временем. Тогда он мог беспечно расхаживать по улицам, вливаться в местные банды, участвовать в потасовках, становиться за пару суток настоящей легендой. Круглые сутки он был пьян от крови местных разбойников, изысканно кислой от выброса адреналина. Почти каждую ночь ледяная вода озера Онтарио принимала в свои ненасытные объятия новое тело.
Хайди чувствовала себя гораздо более раскованно и естественно среди людей. Ее хитрая, немного кривая улыбка, ее искрящиеся фиалковые глаза доводили беспечных смертных до исступления, будь они мальчиком, стариком, или ее любимой забавой — взрослым и успешным мужчиной. Ее купали в бриллиантах и свежих розах, увядающих от прикосновения ее ладони еще быстрее, чем от холодного уличного воздуха, ее холили и лелеяли, не подозревая, что в конце любой ласки их может настичь смерть. По части самообладания Хайди несколько уступала сестрам Денали, но бывало, что один из теплокровных проживал и больше одного дня, и Хайди позволяла счастливчику узреть свою истинную сущность. Линзы целиком растворялись от яда, изобличая равнодушный багрянец, розовые, как внутренность устрицы, губы задирались, обнажая безжалостные клыки, и от судорожной эйфории смертник не чувствовал боли — а может, даже и не замечал толком момента, когда обескровленное загнанное сердце наконец переставало биться.
Троими было дружно признано, что Торонто им очень даже по душе. Деметрий, однако, изнывал без дела.
Четко оформившийся образ не давал ему покоя, изводил, требовал погони. Он не хотел прокисать в людском муравейнике, когда та, что на сегодня является неземной и единственной, лежит где-то на кушетке, читая безыскусный роман, вглядываясь в сырость Вашингтона за равнодушным окном. Это прозаичная жизнь потихоньку разрушает, старит ее, от нее ржавеют ее детские мечты. От этого знания у Деметрия ныло сердце. Сейчас ее существование так же бессмысленно, как у застрявшего в речном иле рубина. Ему не терпелось выкрасть ее из стоячей воды, возносить и унижать ее, оберегать и почти что разрушать, пробудить в ней отчаяние и ярость, и скрытую мощь. Найти и смаковать по-настоящему одаренную женщину — почти что разграбить тысячелетнюю империю. Это оставалось одним из немногих не опостылевших Деметрию удовольствий.
Ищейка раскинул пыльный, изъеденный молью палантин на старой кушетке напротив грязного треснувшего окна, вглядываясь в замысловатый узор рулонных штор, что скрывали за собой спальню в одной из высоток. Но они не таили за собой феерию теней двух влюбленных, чьи тела изгибались и отражались на кремовой ткани. Он мог бесконечно смотреть на смертные утехи, на собственное мутное, едва заметное отражение на заляпанном стекле, но стоило его потемневшему от жажды взгляду опуститься на длинные согнутые пальцы, как он вновь видел на своих руках израненное, хрупкое, желанное тело. Он слышал зовущий, пленительный гул девичьей крови, всматривался в мутный, потускневший взгляд, что на несколько тягучих мгновений будто пытается осознать, запомнить его лицо, прежде чем забыться колдовским сном на долгие часы и исчезнуть.