— Сегодня я твой бойфренд! — радостно объявил Арчи, и я вскинула брови, в то время как отец перевел на меня свой хмурый взгляд. Да уж, тот экспрессивный побег с Кевином в Эдмондс он не простит мне никогда.
Кевин — авантюрист. Он не боится пробовать, не боится не соответствовать каким-то общественным стереотипам и весьма успешно распространяет свое влияние на пластичную меня. Как же часто он подстегивает меня своей фразой: «А что, слабо?».
В тот день я не явилась на концерт, не вернулась вечером домой, потому что впервые в жизни позволила себе бросить все и отправиться со своим парнем к озерам в Эдмондс. Мы гуляли под сияющими звездами, целовались на фоне расстилающихся гор, и иногда я ловила себя на мысли, что считаю Кевина тем самым человеком, который может дать мне шанс выбраться с Аляски, поможет найти свой путь в жизни с его извечным девизом: «А ты сначала попробуй, детка!».
Ох, как сладостна была та свобода. Какими обжигающими были поцелуи, как неистово в венах бурлил адреналин — словно под кожей тянулись тонкие электрические провода, а в животе поселился рой диких пчел. Эта ночь могла стать еще более насыщенной…
Но закончилось все тем, что отец, во главе своей коповской своры, явился прямо на ту невероятную полянку, где мы отдыхали, несмотря на холод и ночь. Еще никогда я не чувствовала себя настолько униженной.
— Идем-ка лучше поиграем пока в снежки, — тихо пробормотала я и застегнула парку, выпроваживая голубоглазого болтунишку на улицу. Над городом стояла легкая дымка, однако солнце все же проглядывало сквозь плотную пелену облаков: только вчера выпал свежий снег, и мы еще не успели его затоптать.
Арчи с боевым кличем стал носиться по двору, в то время как я скользила взглядом по белоснежному покрывалу на земле, вскидывала легкие белые тучки носками сапог, подбирала ледяные кристаллы и наблюдала, как те тают в ладони. Малыш не привык ждать, и первый снежок угодил мне прямо в спину — что-что, а меткости ему не занимать!
— Нечестно! Мы ведь еще не объявили начало игры! — рассмеялась я и стала его догонять, чем вызвала еще больший восторг.
— Ты слишком долго смотришь по сторонам! — со смехом произнес он и запрыгнул ко мне на руки, от чего я покачнулась. Со всем этим боекомплектом одежды он весил весьма прилично. Его тонкие розовые губы расплылись в счастливой улыбке, а на пухлых щеках появились две совершенные ямочки; темные ресницы были все в капельках растаявшего снега и торчали в разные стороны как в рекламе туши от Мейбелин. Один только Арчи умел щуриться точь-в-точь как маленький лисенок!
— До чего же ты у меня сладенький! — рассмеялась я и поцеловала его в щечку, после чего он показал мне ровный ряд своих молочных зубов и крепко-крепко обнял.
— Ты же любишь меня больше, чем своего бойфренда? — совсем тихо спросил он, и я вздохнула.
— Арчи — ты мой маленький бойфренд. Кроме тебя мне никто не нужен, — прошептала я и поправила его очаровательную шапку, выглядящую прямо как маска его любимого Железного Человека.
— Я люблю тебя, Бет… — тихо-тихо сказал он, и я по-настоящему счастливо улыбнулась этому маленькому обольстителю.
— Я знаю, медвежонок. Вот и наше такси, — улыбнулась я и поставила брата на землю, не отпуская его руку и дожидаясь, пока родители с вещами выйдут из дома.
Мы успели поиграть с соседским псом, и кое-как я убедила этого непоседу не делать снежного ангела прямо сейчас: он бы весь промок. Бесконечные разговоры отца по телефону не заканчивались даже с чемоданами в обеих руках. Мама же вручила наши рюкзаки и отправила в машину.
Я помогла Арчи пристегнуться и вытащила свой телефон, прочитывая несколько сообщений от подруг и начиная переписываться с Кевином, пока Артур был занят упаковкой сока, что вручила ему расторопная мама, решившая, что мальчик успел выдохнуться, пока мы без конца носились по двору.
За окнами медленно проносился снежный город, а в салоне велись бесконечные разговоры на тему преимуществ континентальных завтраков в гостинице или же возможности шведского стола. Я прыснула от смеха и подняла глаза к потолку, чувствуя как к щекам приливает кровь от весьма недвусмысленной фразы Кева — мама мгновенно отреагировала и перевела взгляд сначала на меня, а потом и на телефон в моих руках, поджимая свои тонкие губы и откидывая назад светлые волосы.
— Зря отец вернул его тебе! — довольно категорично объявила она, и я моментально закатила глаза.
— Мой арест вроде уже закончился, что опять не так? — зло процедила я, и маленькая ладошка сжала мои пальцы — Арчи не любил, когда мы с мамой начинали ругаться, но в последнее время это происходило все чаще.
— Что за тон, Элизабет? — прозвучал весьма жесткий вопрос отца, и я отвернулась к окну, чувствуя себя как загнанное в клетку животное. Та строптивость, к которой пытался приобщить меня Кевин, мгновенно испарялась, когда доходило до противостояния с авторитетами всей моей жизни.
— Я всего лишь прощаюсь с подругами… — пробормотала я, нервно крутя в своих руках кусок пластика. — А она опять взъелась!..
Ноздри матери мгновенно вздулись, уничижительный взгляд заскользил по моему лицу.
— Не «она», а мама, Элизабет, — сухо произнес отец и обернулся, встречаясь со мной взглядом. Удержать я его не смогла, вместо этого начиная рассматривать приближающийся терминал аэропорта.
— И когда ты стала такой грубиянкой? — шепотом поинтересовалась мама и брезгливо скривила губы, словно смотрела на пятно от кофе на столешнице, а не на свою дочь. Что ж, я начинаю к этому привыкать, я ведь смотрю на ее попытки сделать из меня великую пианистку с таким же выражением лица.
Кевин открыл мне глаза на мир! Открыл глаза на несправедливость, основанные на вине отношения и рамки, в которых я жила всю свою жизнь. Научил не бояться противостоять. Как же я за это его любила!
Мои губы растянулись в улыбке, и я уже собралась высказать ей, когда именно я стала такой грубиянкой и кто послужил катализатором, но вместо этого на меня вздернулась красная макушка с двумя горящими глазами Железного Человека. Теплая ладошка все так же требовательно стискивала мою руку, а в уголках этих горящих, словно светодиоды, глаз появились первые намеки на слезы. Он выпятил нижнюю губу, и, казалось, вот-вот собирался расплакаться.
— Расскажи мне про самолеты, Бет! — разбито, но одновременно требовательно прошептал Артур. Все колкости и гнев магическим образом покинули мое тело.
Я сжала челюсти и глубоко вздохнула, несколько секунд собираясь с мыслями и окончательно отказываясь от попыток довести мать до исступления своим разговорами.
Я стала рассказывать Артуру про детские наборы на борту, про то, какими пушистыми кажутся облака в иллюминаторе, и про разные виды самолетов. Конечно же, он надеялся прокатиться на одном из тех истребителей, которые гоняли Тони Старка по небу — пришлось его разочаровать.
Родители тоже успокоились и отпустили ситуацию, вслушиваясь в вопросы сына. Почему-то в нашей семье один лишь только Артур умел свести едва ли не любой спор на нет. Если у Тони был его железный костюм, у моего брата внутри сидел дипломат.
Аэропорт Теда Стивенса был одним из крупнейших транзитных пунктов не только во всей Америке, но и в мире. Шагая по терминалу, мы с Арчи занимались тем, что считали, сколько самолетов взлетело и село, благо, широкие панорамные окна это позволяли. За те десять минут, что мы без конца наблюдали за взлетными полосами, поднялось в небо и приземлилось по меньшей мере семь самолетов — да уж, оправданное звание!
— Бет, Арчи, не отставайте, — позвал отец, и мы потянулись ближе к ним, провожая в путь очередной самолет с черным хвостом, взлетающий с кучей чьих-то посылок на борту.
На нашу ручную кладь прилепили бирки, и я расстегнула куртку счастливому Арчи, который без конца глядел по сторонам и заваливал меня своими вопросами. Эскалатор доставил нас в зал ожидания, и мы со счастливыми улыбками продолжили подсчет алюминиевых птиц, уверенно взмывающих в небо.